Долой стыд

— И ты действительно так думаешь? Не по службе?

Полковник засмеялся.

— Конечно.

Глупо было спрашивать; но я столько времени провёл со Станиславом Игоревичем, что уже не мог смотреть на него как на карикатуру. Пусть он был больной, скользкий и враг, но никак не двухмерный. Опять же Хлодвиг...

— Ты случайно не знаешь, кто послал ему Меншикова?

— Я и послал. А что?

— Нет, это не ты.

— Тебе нужна увесистая причина? В качестве зрителя я предпочитаю мордобой.

— Так ведь не было мордобоя.

— Ну ты даёшь. Добрёл до чёртиков, а сам ни черта не увидел.

Щепки, оставшиеся от кораблекрушения, сбиваются, пока их окончательно не разнесёт волнами, в кучу, тем более если это мыслящая щепка. Так что нет, я не удивился, когда Худой предложил встречать Новый год вместе.

— Моя, — он набрал воздуха, — жена давно хочет познакомиться с моими друзьями.

— Ты что, всех зовёшь?

— Только тебя. Блондинка в Париже, а Граф вне доступа.

— ...А какие-нибудь другие друзья у тебя есть?

— А у тебя?

Если поскрести, подумал я. Одноклассники и однокашники, которых не вижу годами. Двоюродный брат в Орле. Прежние и нынешние сослуживцы, с которыми пошёл бы в новогоднюю ночь по клубам, если бы не захотел провести её перед телевизором. Малахольные друзья Анжелы, которых она так старалась защитить. Сама Анжела, не отвечающая на мои звонки. Если бы я мог встретить Новый год с ней – –

Спасибо, приду, сказал я, выкидывая размышления об Анжеле из головы. Размышления — это то, что тебя добивает.

ЖЕНИХ

Конечно, я хотела свадьбу, а мамулю так вообще Кондрат хватил, когда мы пришли и сказали, что расписались. Но Максимчик сорвался как на пожар и даже раскошелился на ускоренную регистрацию. Я думала, такое только в кино бывает, когда герой говорит героине «давай сюда паспорт», и наутро они уже муж и жена. Если дело происходило ещё и в воскресенье, я начинала гадать, где же они найдут работающее отделение Сбербанка, чтобы уплатить госпошлину, и все последующие события в фильме теряли для меня ту малую долю достоверности, какой могли похвалиться. Сценаристам нужно быть внимательнее к деталям, особенно таким, которые всем — им самим тоже — хорошо известны по личному опыту.

В ответ на протесты Максимчик сказал, что свадьбы, во-первых, не хочет и, во-вторых, не может её ждать, потому что мало ли что с ним случится за этот месяц — что угодно случается с людьми по дороге из дома в булочную, — и мне должна достаться хотя бы квартира, раз уж не полноценная семейная жизнь. Меня это напугало. Я хочу сказать, никто не держит в уме абстрактных несчастий и уж тем более не торопится на их случай уладить вопрос с женой и квартирой, а Максимчик говорил так, словно был уверен, что не позднее чем в пятницу (к примеру) попадёт под машину. (Тоже пример. Я просто не могла представить, какое другое абстрактное несчастье может на нас обрушиться.)

Мамуля, как я и боялась, пришла в ужас. Мало того что она хотела понятного зятя, а Максимчик для неё был не понятнее иероглифов, так он ей ещё и не понравился. Мы принесли цветы, торт и шампанское, и вот она смотрела на них, смотрела на Максимчика, задавала, запинаясь, вопросы — и с каждым ответом в комнате становилось всё темнее, словно выключили свет, а за окном сгущались тучи. Но туча, конечно, была внутри, и люстра горела ярко. Я только порадовалась, что мамулин нынешний уехал куда-то на подработки и не вносит свою лепту.

Когда она ушла на кухню мыть посуду и потихоньку плакать, Максимчик похлопал меня по руке и сказал, что всё наладится, и наша отдельная жилплощадь — тому залог. Бедняжка думал, что от мамули можно отгородиться отдельной жилплощадью. У него просто не было нужного опыта; в Максимчиковой семье, насколько я поняла, отгораживались всегда и крайне успешно, государственными границами в том числе, и его мама с незапамятных времён жила с новой семьёй в Европе, оставив старшего сына на бабушку. Потом бабушка умерла, а Максимчик поддерживает с мамой связь посредством двух электронных открыток в год. Могу себе представить, как прошёл бы (никак не прошёл) такой номер с мамулей.

Пару дней мамуля собиралась с мыслями. Наконец звонит мне и говорит трагически: ты могла выбрать кого угодно! Молодого, красивого! (Так они и дефилируют перед моей кассой: актёры, космонавты.) Ты что, беременна?

Теплилась, значит, у неё надежда, что это всего лишь брак по залёту и долго он не продлится. Просто удивительно, как люди успокаиваются, когда им кажется, что они понимают, что происходит.

Нет, говорю. Но я уже над этим работаю.

Мамуля опять в слёзы, а я некстати и в красках представила реакцию Максимчика: как бы и он, бедненький, не заплакал. Можно подумать, дети — это чудовищное испытание, в которое нужно входить, всё предусмотрев, до зубов вооружившись, и ещё тянуть до последнего. Да даже и войны, если их оттягивать, не больно-то удаются.