Должно ли детство быть счастливым?

Это случилось давно. В эпоху уходящих ЭВМ, когда о мобильных телефонах никто даже не слышал, а привычные сегодня компьютеры в нашей стране только-только начинались. Я очень хорошо помню первый полуавтоматический анализатор изображений у нас в биологической университетской лаборатории — по сути, он был именно компом, но я тогда это не очень понимала, так как к нему прилагался специальный инженер, который выдавал нам распечатки с анализом статистики. Забавно, что спустя много лет, когда я уже вовсю работала психологом и безуспешно пыталась позабыть о своем научном прошлом, этот давно пропавший из моей жизни инженер внезапно окликнул меня через какую-то из только что появившихся социальных сетей откуда-то из Калифорнии. Это был чистый «ритуал совместного крика у серых гусей» по Конраду Лоренцу: Я тут! А ты здесь? И я здесь! Ты как? Я хорошо! И я хорошо!

Больше я никогда и ничего о нем не слышала…

* * *

Это, конечно, была история любви.

Он был черноволос, голубоглаз, широкоплеч, занимался альпинизмом и только что закончил факультет ПМ-ПУ (прикладной математики — процессов управления) Ленинградского университета. Они встретились и познакомились случайно, но в него нельзя было не влюбиться. Она и влюбилась, конечно. Она была ленинградка, а он — приезжий из какого-то маленького городка. Там у него остались мать и младший брат. Но ему, как одному из лучших студентов, дали хорошее распределение в Ленинграде. Он снимал комнату на Васильевском острове. Там они и встречались. Еще целовались в кино, ходили по набережным, взявшись за руки, и ели мороженое, сидя на парапетах. Она еще не закончила институт. Они хотели пожениться прямо сейчас, но ее семья была против, потому что они не верили в искренность его чувств: этому красавчику-супермену от тебя нужны только ленинградская прописка и потом площадь при разводе, неужели ты этого не видишь?! Не видишь, потому что совсем голову потеряла. Выйти замуж мы тебе запретить, конечно, не можем, но в нашей квартире его не пропишем и видеть живущим здесь не хотим, так и знай и ему скажи!

Семья была важной частью ее мира. Он сказал: не будем ни с кем ссориться, мы еще молоды, подождем, они увидят и поверят. Она сказала: пусть будет так, — хотя каждый час, проведенный без него, казался ей пустым и никчемным. И он снился ей каждую ночь.

Они предохранялись неловко и неумело. И однажды она забеременела. И, конечно, ему первому сказала об этом. Они шли по мосту, он рассмеялся, подхватил ее на руки и, смеясь, побежал вниз, все быстрее и быстрее. Прохожие расступались, солнце, небо и вода мелькали перед ее взором, ей было страшно и сладко.

Он вырос в провинции и поэтому сказал: вот теперь точно будем жениться! Она была обычной девушкой и поэтому спросила: и будут свадьба, и белое платье, и кольца, и все как положено? Он увидел, что это важно для нее, и сказал: конечно, все самое лучшее.

Это была история разлуки.

Потому что однажды, очень скоро, он просто исчез. Исчез без всякого объяснения, прощания. Просто не пришел, не позвонил, не написал. Она с каменным лицом обзвонила морги. Потом позвонила трем его друзьям, телефоны которых были ей известны. Они несли какую-то невразумительную чушь: кажется, уехал, мы сами не знаем, ну, знаешь, мало ли как бывает… Сходила на Васильевский остров. Хозяйка сказала: пришел от него молодой человек, отдал деньги, забрал вещи, я и сама чего-то тревожусь… такой красавчик был…

Ее родители сдержанно торжествовали: вот видишь, мы же тебе сразу говорили! Понял, что здесь обломилось, и ушел искать другую дуру!

Она отстраненно сообщила им о своей беременности. Они сначала закудахтали, но потом быстро взяли себя в руки. Что ж, если сроки для аборта уже на исходе, ничего страшного: родим, воспитаем, генетический материал у пройдохи, судя по всему, вполне приличный.

Родился сын, назвали Иваном. Сходство с отцом с самого начала было поразительным — она зубы стискивала, когда смотрела, и долго не могла привыкнуть.

Потом привыкла, конечно. Закончила институт с потерей всего одного года, пошла работать. Не жила букой: друзья, искусство, путешествия. Но на личном фронте долго-долго ничего не было — просто не чувствовала ни потребности, ни необходимости. Феномен выжженной земли, так она сама это назвала.

Но семья намекала, нажимала, и однажды познакомили ее с «умным, хорошим человеком из приличной семьи». «Хороший человек» выглядел очень зажатым, имел неотчетливый логопедический дефект, был кандидатом каких-то наук и маменькиным сынком (его мать была приятельницей ее матери). Но неожиданно нашел общий язык с подрастающим Иваном — они оба увлекались компьютерами.

Она решила: так тому и быть. Семьи обрадовались и «построили» молодым двухкомнатную квартиру. Стали жить.

Родилась дочка. Он хотел назвать ее Любой, Любовью. Она сказала: как угодно, но не так. Назвали Людмилой.

Об отце Ивана в семье не упоминали. Мальчик звал папой отчима. Но муж все-таки знал ее историю, конечно, в самых общих чертах — ей показалось, что так будет честно и правильно.