Должность во Вселенной. Время больших отрицаний

– От каждого раздробившегося обрывка, от затравочной флюктуации потянется новая «нить во времени». Новое, долго существующее ядро и электронные оболочки вокруг: новый атом. И они все должны, как это и в обычной природе есть, взаимодействовать, образовать или не образовать молекулы, цепочечные или циклические связи, кристаллы… и так до монолитов, до скоплений глыб, до залежей чего-то. Образовывать структуры.

– Вот это и звучало. Потому что не просто кучей, не холмом был результат первого Дробления, а сложной, выразительной, во многом гармоничной структурой.

«Музыка будет, если второе Дробление удалось. А если нет – шумы, трески, грохот. А то и хуже. Что – хуже-то?»

По первым признакам это Дробление прошло не столь гладко; да и немудрено: от него возникал не холм, а большое место на картах мира, космически значимое образование – Материк.

Сбросили поле… внизу сначала электросварочно запылала звезда…

– Берегите глаза! – крикнул Панкратов, прикрылся рукой.

…стала расплываться-растекаться, утрачивать яркость…

…теперь снизу – прямо и через динамики – пошли и звуки: сперва высокие, скрежещущие, как давимые сталью осколки стекла, потом все ниже, с переходом в шум прибойной волны по гальке, в грохочущий рокот. Он перешел в раскаты грома – и завершился первым титаническим аккордом всемузыки! Иной, мощной. То был Первый концерт Дробления-Творения, сейчас пошел Второй.

Теперь звучал не Григ, скорее, Бетховен; что-то близкое к началу Девятой. Только по мощи и высокой сложности музыки этой хватило бы на десяток тех вступлений, на десяток Бетховенов.

…был и низкий ритмичный гул барабанов, переходящий в инфразвуки, от которых захолонуло в душах, и гром гигантских, как облака, литавр в руках гороподобных великанов; к ним присоединились низким ревом струны контрабасов и виолончелей. Подхватили ликующие ноты мелодии валторны, тубы, рожки; взяли верх над ними скрипки; покрыл все нарастающий по высоте октавами звон фортепьяно. И затем вступили голоса.

Ах, какие это были звуки, какие голоса лились из динамиков на стоявших на Капитанском мостике! Ода «К радости» вперемешку с «Реквиемом» Моцарта, с его «Лакримозой», вселенским вздохом полной грудью; и еще что-то незнакомое, но не менее гениальное. Да и не важно, на что похоже или непохоже было это – главное, всемузыка была. Она означала: не они сделали, не с ними – они соучаствовали. Постигли. И получилось.

Скрипичные мелодии и стакатто вперемешку с напевами высоких голосов вызвали у находившихся на Внешкольце воспоминания о быстро менявшихся звездных небесах, которые наблюдали ночами в Аскании-2. Не было сейчас над полигоном такого неба, отключили и заняли канал под другое; но каждая нота музыки была как звезда летящая, каждая мелодия или аккорд – ее путь и жизнь в небе Меняющейся Вселенной.

Между тем внизу, под Внешкольцом с градусной сеткой, передвижными штангами и рейками с кабинами, прочей техникой, – ярко-голубая точка расширилась в пятно, сдвинулась по свечению к белой желтизне – от этого стала еще ярче. Там тоже в ритме и согласии со всемузыкой переливались, менялись тона и оттенки цвета.

Вместе со свечением сюда хлынул жар от полигона, как от доменной печи.

Одни надели защитные очки, другие смотрели на экраны, которые передавали отфильтрованное; но и там менялся в очертаниях, разрастался какой-то раскаленный негатив.

Музыка и согласованные колебания света подтверждали: внизу не просто снова образовались вещества – там возникают структуры, от мельчайших до географического рельефа.

…Мелодиями и светом звучали русла будущих рек на Материке, линии горных хребтов; протяжными хоровыми речетативами разворачивались, расстилались внизу долины и плато.

Мелькание цифр в хвостах длинных чисел на табло времен – здесь, на Капмостике и в иных местах, – тоже вписывалось во всемузыку. И это прочищало мозги собравшихся на Внешкольце: да, важнее их действий, событий были эти числа, сменяющиеся в четких ритмах счета. Музыка сродни математике, тем и выше мысли, ближе к высоким мыслечувствам… к простому, как дыхание, творящему миры мышлению-чувствованию.

Его частью они теперь были. А до сего были слепы. Активно слепы. Активны, как роющиеся кроты, и слепы, как они.

11

…Вселенная лишь слегка приоткрылась в этом эксперименте; чуть-чуть и осторожно, чтоб не зашибить своим откровением микроразумников до смерти. Они еще будут нужны.

…И еще они почувствовали-поняли другое, яснее музыки: Вселенная-мать любила и жалела их, несмышленышей-микроразумников, которым бы жить да жить своей малой жизнью, добиваться малых успехов и малого счастья. Не хуже они других, многое так могли бы достичь в своих полуживотных жизнишках.

А вот встали на дыбки и тянутся к ней, к подлинной матери мира. Как таких не любить и не жалеть, даже не приголубить осторожненько – музыкой этой хотя бы, она язык Вселенной (один из них постиг это), язык ее чувств.