«От смерти Корнева и Пеца, от разрушительного Шаротряса, от начала моего директорства минуло три с половиной месяца, пятнадцать недель. Это по земному счету. Даже по счету для „верхних“ ниивцев со средним К12 тоже не так и много, три годика. А произошло – мы сделали! – столько, сколько не втиснешь и в геологическую эру. Мы сделали? Ой ли! С такой легкостью все давалось. А если что и не выходило, ошибались, – то именно так, чтобы раззадориться на еще более крупное. Вот и Дробление это – после моего жуткого открытия на дискете и полета. Как-то оно все волново: то вниз, то вверх. Как в старой песне:
А ведь тут не человеком играет Вселенная-судьба, мирами…»
Любарский откинулся к спинке сиденья.
«Ясно, что далее развернутся еще более крупные дела и события. И драматические – для нас, малых. При таком всеразмахе от этого не увернешься… Жаль, конечно, обидно. Постой, но почему – обидно? Почему не обидно быть крохотными тельцами на глиняном шарике в космической пустоте, а вот быть частью чего-то – или
Варфоломей Дормидонтович улыбнулся. Он с удовольствием чувствовал, что освобождается. Утратил для него драматизм и философский накал вопрос: мы это делаем или с нами делается? Ясно стало, что и то и другое, и так и эдак. Так было и будет. Главное, делать свое, делать крупно – и чтоб получалось.
«Если пространство – разумно-одухотворенное тело Вселенной, если время – разумное действие ее, то
А что же Вселенная, о которой все помыслы: «верхних» ниивцев, галактик, К-глобул… и даже автора? Из-за которой все страсти и драмы.
Она танцует вальс.
В нем даже вспышки сверхновых – а где-то и квазаров, столкновения галактик – это литавровый удар tutti, после которого мелодия оркестра взмывает в небо и хочется только кружиться, кружиться…
«Я не обеспокоил вас, дорогая?»
«Ах нет, что вы!..»
Вселенная танцует вальс.
…Где-то это шопеновский вальс тонкой души, вальс для фортепиано в исполнении великих мастеров, где-то немецкий медноголосый примитив с тявком альтов и похрюкиваньем тубы, где-то под аккордеон, под трехрядку из звездных клавиш, но все равно – вальс! вальс! вальс!.. Танец, в котором всё кружится, все кружатся, грациозно покачиваются… В нем все иррационально, беспечно и мудро.
«Ис-та-та!.. Ис-та-та!.. Раз-два-три!..»
«Вы так милы».
«Не отвлекайтесь, прошу вас! Ис-та-та!..»
Вселенная танцует вальс.
И кружат соразмерно своим ритмам галактики (тур за многие миллионы лет), шаровые скопления звезд, кружат звезды (иные за дни, иные за века), планеты возле них и вокруг себя… Ис-та-та!.. Ис-та-та!.. – и так до циклонов, смерчей и торнадо на них, до кружащих в синеве ласточек, до ловящего хвост свой котенка, до разумных существ в помещениях с выпивкой… Ис-та-та!.. Иста-та!.. – до электрогенераторов и турбин, пропеллеров и вентиляторов, до молекул в кристаллах и атомов в молекулах.
Между прочим, помянутые выше знаменитые стихи тоже можно переложить на вальс, на три такта:
Это у классика. А у нас… то бишь в иных мирах еще кудрявей:
(Цивилизация дельфинов на планете где-то там, на планете, которая тоже вальсирует по орбите вокруг своего светила.)
Почему мы вообще поем, граждане? Ведь проку никакого. Особенно если дурными голосами на подпитии:
Как писал классик: с одной стороны, пользы отечеству никакой; а с другой… и с другой – нет пользы. А все равно – наяриваем. И чувствуем себя о-го-го! Какая-то близость к истине. Может, и не к истине, а к ы-ыстынэ, – но все равно в этом что-то есть.
Вселенная танцует вальс.
Ис-та-та!.. Ис-та-та!.. – главное соблюдать ритм. Точно. Иначе фальшь в музыке и в движениях. Знает ли почтенный читатель точные числа частот семи нот? А терций и частей их? А ведь они точны до
Вот так-то-с. Ис-та-та!.. Ис-та-та!..