— Брачный контракт, сынок. Она согласилась, что при разводе она останется с голой жопой. Что за женщина, а? И ты разговаривал с ней, ты знаешь. Она вроде новичка-космонавта. Плюс она говорит, что она марксистка.
Мелвин улыбнулся.
— Ну, для марксистки она кажется слишком довольной, ездя в нашем «Корвете» и живя в доме за миллион долларов.
— Полтора миллиона, Мелвин. И я должен сказать тебе, что она типичная лицемерная либералка, но кого это волнует? Она любит меня по-своему, а я её… Если ты понимаешь, о чём я.
Мелвин понятия не имел, что имел в виду его отец, но он не сказал об этом.
— Ну, надеюсь, у вас с Гвинет будет прекрасный брак, пап.
Отец кивнул, всё ещё разглядывая себя в зеркале.
— Спасибо, сынок, и спасибо за беспокойство. Честно говоря, я женюсь на ней, потому что она великолепна и хочет, чтобы о ней заботились. И это замечательно. Когда доживёшь до моих лет, то поймёшь меня.
По крайней мере, у них получился поучительный разговор.
Мелвин разговаривал с Гвинет всего несколько раз до их свадьбы. Она превратила одну из комнат наверху в свой рабочий кабинет, занимаясь там очень необычным хобби:
— Я оссариальная мозаицистка, — сказала она ему, приглашая посмотреть на свою работу. — Это моё творчество.
Поначалу Мелвин даже не понимал, что она говорит, его внимание отвлекало её тело.
На ней была растянутая футболка, из-под которой проглядывались аппетитные груди, и рваные джинсы, которые были так популярны в Сиэтле. Мелвин уже прекрасно знал, на что будет мастурбировать, когда ему подвернётся удобный момент.
Наконец он ответил ей:
— Оссариальная? Что это такое?
— Кости, — сказала она. — Я делаю мозаики и работаю только с оссариальными материалами вместо более обычных, таких, например, как плитка, витражи, и цветной металл. — Она так и не подняла на него глаза, пока объясняла детали своего хобби, вместо этого сосредоточив своё внимание на том, что казалось куском кости, зажатым в резиновых тисках. — Потом я продаю свои работы на «EBAY» коллекционерам. Возьми мою визитку на столе.
Смущенный, но заинтересованный Мелвин подошёл и взял белую визитную карточку:
Гвинет Смит
Оссариальная Мозаика и Иконография из кости.
Теперь он увидел примеры её работы, стоявшие на полках в задней части комнаты. Работа оказалась гораздо сложнее, чем он себе представлял. Тёмно окрашенные, обрамлённые бляшки носили множество вариаций крестообразных конструкций, которые все были составлены из тщательно вываренных, вырезанных фрагментов костей. На первый взгляд Мелвин нашёл её работу довольно красивой, но на второй она казалась довольно однообразной. Лампы, домашние животные, увы, всё это как правило оказывается в мусорном ведре через несколько недель после покупки.
Мелвин задался вопросом: если она продаёт эти штуки, то кто, чёрт возьми, покупает эту дребедень?
— Эм… Очень красиво, — сказал он.
— Большинство людей так не не понимают это… Этот символизм, — ответила она и сделала глоток сиропа через соломинку. — Но, спасибо за комплимент.
Когда он оглянулся в её сторону, всё, что он увидел, был её затылок с длинными пшеничного цвета волосами и провокационной грушевидной формы задница, сидящая на стуле.
— Ты имеешь в виду христианский символизм?
— Нет-нет… — ее тон напрягся до короткого раздражения. — Для любой мифологии, даже личной. Самопожертвование, мессианское избавление. Это то, к чему мы все стремимся, разве не так?
— Ох… конечно.
Гвинет перестала работать и несколько мгновений ничего не говорила. Она сделала глоток «Херши» из соломинки:
— Это очень глубокомысленно, Мелвин. Большинство людей не видят этого в моей работе.
Почему-то он почувствовал внезапную потребность произвести на неё хорошее впечатление. Обратиться к её фальшивой-грануле-левосторонней-вычурной-вонючей-лицемерной-псевдоинтеллигентности. Это было что-то новое для него. Он копался в своей памяти, подбирая правильные слова: