Дом

Хильди не придала значения услышанному. В глубине души ей было страшно узнать, что существует другая форма чувственности, которой она вынуждена была пренебрегать и которая позволила бы ей раскрыться лучше. Но иногда, сидя на террасе на солнышке, рассматривая счастливые тела других женщин, Хильди закрывает глаза, и ее свободная рука очень медленно гладит щиколотку кончиками ногтей вплоть до впадины под коленом. Проделывая это, она думает о молодом человеке, вызывающем у нее желание. И, когда я заканчиваю смазывать ее плечи кремом, я ощущаю вдоль моей голени что-то похожее на раздражающее поглаживание тонкой травинки. Смахнуть ладонью руку улыбающейся Хильди я не решаюсь. Ее глаза прикрыты под солнцезащитными очками, а красивое лицо повернуто в мою сторону: «Видишь, как это действует?»

Я еще долго буду вспоминать об этом прикосновении, особенно после пары наших совместных выступлений в Доме. После этих сессий втроем мужчинам требовалось время, чтобы перевести дыхание. Тридцатиминутные перформансы, с ловкостью исполненные Хильди и мной даже без предварительного плана. Мы представляли апогей порочности, принимали невероятные позы, в которых мужчина мог быть зажат между ее и моими бедрами, слепой и глухой, пока Хильди, верхом на нем, тихо шептала предназначенные мне указания. Притворяясь, что ушла в полный транс, но не выпуская ни на минуту из поля зрения ни руку клиента, ни презерватив, она следила за тем, как он начинает получать наслаждение, и продумывала комбинацию его мечты, чтобы довести его до оргазма. Нам с Хильди почти хотелось пожать друг другу руки после этого. Никакое оглушающее ощущение ни на миг не отвлекало нас от нашей миссии, мы владели собой даже в проявлениях радости при каждом шлепке по заднице партнерши. Однако, когда я лизала ее промежность с не самым поддельным аппетитом, я припоминала то банальное прикосновение к моей ноге и представляла, что могло бы произойти между нами. Могла бы я довести ее до оргазма? Смогла бы она доставить наслаждение мне? Смогла бы она понять, какие места трогать? Как поступить, чтобы у нас обеих вновь пробежал по коже тот живой холодок?

— Но это все проблемы богатеньких, — вздыхает она, поправляя шляпу, полностью обмазанная кремом от поясницы до своих потрясающих плеч. — Мы можем позволить себе сокрушаться на досуге, что мало что чувствуем. Я всегда думаю о девушках, которые работают в борделях, где платят двадцать евро за перепих. Наш бордель для буржуев. Только здесь можно услышать, как бабы жалуются на то, что не кончили.

I'm So Green, Can

Под понятием бордель для буржуев нужно понимать то, что такие девушки, как Виктория, слышат звонок в дверь не без страха, что пришедший мужчина окажется кем-то знакомым. В Берлине проживает три с половиной миллиона человек, но за дверью всегда оказывается лицо, которое она видела где-то, неизвестно где: на работе, в супермаркете, может, это сосед, родитель одного из учеников. Создается впечатление, что Виктория распространяет вокруг себя феромоны, на которые клюют все мужики, кому так хотелось бы побыть с ней, но по каким-то причинам они не могут. Может, проблема в ее фотографиях: достаточно нескольких секунд, чтобы узнать ее, несмотря на то, что черты ее лица были прилично заретушированы. За последние четыре года она четыре раза меняла рабочее имя, но зачастую не проходит и недели, как мы снова слышим ее, быстро-быстро натягивающую на себя одежду и шепчущую с дивана: «Это приятель моего парня!..»