– А не пойти ли нам в буфет? – точно услышав мои мысли, предложил Снегирев.
«Остановись, Серафим, – произнес в моей голове голос Снежаны. – Ты не должен этого делать. И уж точно не сегодня, не сейчас». Я улыбнулся и развел руками.
– Прости, друг, не получится. Не подходящее для этого время.
– Но я же не предлагаю напиваться вдрызг, – засмеялся Снегирев. – По одной маленькой рюмочке. За тебя. За твой успех. Сегодня в театре будут такие люди, от которых многое зависит. Я уверен, они придут в восторг от твоей игры. Тебя ждет слава, Серафим. Слава и богатство. За это стоит выпить, поверь. К тому же это позитивно скажется на нервах, будешь меньше волноваться.
– Да я и так спокоен, – усмехнулся я.
Предложение Снегирева манило меня все больше. Времени до спектакля вагон и маленькая тележка, тащиться до Плацкинина и обратно утомительно. Уставать мне нельзя, нужно как следует отдохнуть и расслабиться, на мне весь спектакль.
Он смотрел на меня с ожиданием. Я несколько секунд колебался. Затем махнул рукой.
– Ну, только по одной.
Снегирев радостно зашагал к входу. Мы зашли в буфет. Там оказалось пусто, народ разошелся кто куда, кто-то лег поспать в гримерке, кто-то, кому было близко, уехал домой. Мы сели за столик в темном углу. Снегирев заказал две по пятьдесят граммов и какую-то закуску, сейчас не вспомню. Мы быстро выпили. Я сразу понял, что одной рюмкой не ограничусь. О, как мне не хватало этих посиделок! Мы взяли бутылку водки. Снегирев наливал мне стопку за стопкой и говорил, говорил. Я слушал его, поддакивал, смеялся. Он тоже смеялся. В тот момент он казался мне таким отличным парнем, юморным, свойским. Затем я поймал на себе тревожный взгляд Анечки.
– Снова вы за старое, Серафим Андреич? Вам же играть через два часа!
– Не лезь не в свое дело, – неожиданно грубо ответил ей Снегирев.
Я посмотрел на него с удивлением. Аня была милой девочкой, ее все в театре любили. От обиды она покраснела, еле сдерживая слезы.
– Анечка, не плачь, – утешил я ее. – Николай не хотел тебя обидеть. Мы скоро уйдем. Чуть-чуть посидим и все.
– Где уж чуть-чуть… – Она махнула рукой и, выйдя из-за прилавка, скрылась в дверях.
– Ты чего с ней так резко? – обратился я к Снегиреву.
– Да не бери в голову, вырвалось. Иди глянь, собирается народ или нет? Сколько у нас еще времени?
Я послушно встал. Ноги были немного ватные, но в целом я чувствовал себя вполне трезвым. Я прошел через зал и выглянул в коридор. Анечка стояла у стены и тихо плакала. Увидев меня, она вздрогнула и убежала. Из фойе послышались голоса. Хлопали двери гримерок. Я вернулся к Снегиреву.
– Пора, наверное, закругляться. До спектакля полтора часа.
– Пора так пора. – Он пододвинул мне рюмку. – Давай на посошок.
Мы выпили.
– Ну, Серафим, удачи тебе сегодня вечером. – Снегирев встал и обнял меня. – Думаю, он будет незабываемым.
Потом я не раз вспоминал эту его фразу. Он издевался, гад, – знал, что произойдет немногим более чем через час. Он все придумал, распланировал. Мы разошлись каждый по своим гримеркам. Со мной творилось что-то странное. С каждой минутой голова становилась все тяжелее, тело точно парализовало, руки и ноги стали неповоротливыми, будто каменными. Я с трудом загримировался, надел крутовскую гимнастерку. Долго пытался застегнуть пуговицы, но пальцы не слушались меня. Сквозь туман в мозгу билась отчаянная мысль: как я сейчас выйду на сцену? Я же не смогу играть, двигаться, говорить…
Дверь с шумом распахнулась. На пороге стояла Снежана. Белая как смерть, с черными, запекшимися губами.
– Серафим! Опять?? Как ты мог? Ты же обещал, клялся…
Я в ответ что-то забормотал, она бросилась ко мне, усадила в кресло. Налила кипятка, заварила крепчайший чай. Я пил и чувствовал, как немеет небо.
– Скажи что-нибудь! – потребовала Снежана. – Ну хоть мое имя назови!
– Сне-жа-на… – У меня вышло «Снеана», я мычал, как еретик, которому отрубили язык. Она заплакала.
– Ты не можешь играть! Надо сказать главрежу. Пусть отменяет спектакль. Скажем, что ты внезапно заболел.
Я отчаянно замотал головой и снова замычал. Снежана в сердцах плюнула и вылетела из гримерки. Я сидел как овощ, без сил и без мыслей. Меня охватило абсолютное равнодушие. Мне было наплевать на все.
Минут через пять послышался шум, шаги. В гримерку ворвался разъяренный главреж. За ним следом шла Снежана.
– Серафим Андреевич!!! Что это такое?? Я вас спрашиваю? Отчего вы в таком виде???
– Говорю вам, он нездоров! Плохо себя чувствует. – Снежана попыталась оттеснить главрежа от кресла, в котором я лежал, но тот гневно топнул ногой.
– Так я и поверил!! Ерунда! Все знают, чем он болен! Все видели, как он шел из буфета. Набраться перед премьерой!!! Нет, это конец! Как хотите, Серафим Андреевич, а спектакль извольте отыграть. Уже гости пришли. Мэр, вице-мэр. Автор в ложе сидит. В зале полно ветеранов!! Я не могу отменить спектакль, тем более премьеру.
Ко мне вдруг частично вернулся голос.
– Да все будет в порядке, – протянул я, проглатывая некоторые слова. – Я в отличной форме. Не волнуйтесь.