Рассказ Стаса получился сбивчивым и невнятным, впрочем, от человека в таком состоянии трудно было ожидать чего-то другого. Марьяна, продолжая плакать, тоже налила себе коньяк. Алексей не пил, слушал очень внимательно, то и дело перебивая речь друга уточняющими вопросами.
– А где ее вещи? – спросила вдруг Катя.
Стас растерянно взглянул на воспитательницу.
– Сергей вчера ездил их забирать и, кажется, положил куда-то в шкаф. Я сейчас принесу. – Виолетта вышла и вскоре вернулась с большим ярко-желтым пакетом. Отодвинув поднос, с которого так никто и не взял ни одного бутерброда, она развернула газету, чтобы не запачкать сажей столик, и осторожно стала выкладывать на нее носатый сапожок, полуобгоревшую лайковую куртку, остатки сумочки и зонтика, связку ключей от дома, золотые часы и кулон.
– Ужас какой! – воскликнула Марьяна.
Стас взял кулон и часы, вложил в ладонь дочери:
– Это тебе. На память о маме... – не выдержал, отвернулся, всхлипнул. Марьяна тоже зарыдала, глядя на обгорелые клочки сумки: «Господи, это ж я ей подарила на день рождения!..» Виолетта поспешила вернуть вещи в пакет.
– Ты бы тоже поплакала для приличия, что ли... – заметила Старуха. Вазочка с орешками перед ней почти опустела.
– А когда похороны? – спросил Алексей. Стас лишь помотал головой и кивнул в сторону Виолетты, мол, все вопросы к ней. Катя с удивлением поглядела на него.
– Послезавтра, – ответила за него гувернантка. – Я сегодня вечером собиралась всем сообщить.
– До сих пор не могу поверить, что Тины больше нет, – простонал Стас. – Не представляю, как мы будем жить без нее?
– Ничего, пап, не беспокойся, это за тебя сделают другие, – сказала Катя, на миг встретившись глазами с Виолеттой. – У нас тут уже, смотрю, новые порядки завелись, новые люди появились... Ладно, Яночка, я буду у себя, приходи. – И, не дожидаясь ответа, девочка поднялась и исчезла за дверью.
Накануне похорон Виолетта совсем сбилась с ног и была рада-радешенька, что догадалась вызвать дочь – если бы ей еще нужно было возиться с мальчиком, она и вовсе бы не смогла ничего сделать. Конечно, воспитательница из Анны была никакая, но, по крайней мере, Сашура хоть был присмотрен и не мешался Виолетте. Ведь все заботы легли на нее, помогать было некому. Дом словно вымер, прислуга ходила на цыпочках, разговаривала чуть ли не шепотом. Катя совсем не показывалась, даже ела у себя, Стас никого не хотел видеть, и, когда нужно было поговорить с ним о чем-то важном, например, попросить денег или выяснить, где могут быть документы на могилу Тининой матери, требовалось приложить массу усилий, чтобы вывести его из прострации. Впрочем, Виолетту это вполне устраивало.
– Так даже лучше, – говорила она Старухе. – Сейчас главное побыстрее со всем покончить, ну а потом уж мы с тобой им займемся.
К счастью для Виолетты, агенты ритуального бюро хорошо знали свое дело, и подготовка к похоронам шла гладко. Единственное, что ее смущало, – услуги эти стоили совсем недешево. В общем и целом похороны обошлись в такую сумму, что Виолетта каждый раз чуть не плакала, отдавая деньги – у нее уже было ощущение, что она выкладывает их из собственного кармана. С того дня, когда Тина оказалась в клинике, Виолетта стала чувствовать себя хозяйкой в доме. Она велела прислуге обращаться по всем вопросам только к ней, и когда раздавался телефонный звонок, всегда сама брала трубку.
– Позовите, пожалуйста, Станислава, – просил звонивший, думая, что говорит с секретарем или домработницей.
– Извините, но он сейчас не может подойти! – отвечала Виолетта. – А кто его спрашивает?
– Это Сергей Павлович Бугров, – представлялся звонивший.
– Ох, Сергей Павлович! – произносила Виолетта так, будто всю жизнь была знакома с этим человеком. – Здравствуйте, а это Виолетта Анатольевна. Вы понимаете, у нас ведь в семье такое горе, такое горе! Стас очень переживает, он просто не в себе! Мы так беспокоимся за него! Он не спал несколько ночей, вот только что принял лекарство и уснул, я уж не стану его будить, хорошо? Но как только он проснется, я сразу же скажу, что вы звонили. Что ему передать?
И собеседник решал, что ошибся – скорее всего, он разговаривает с кем-то из родственников, причем близких.
На похороны Виолетта никого не приглашала.
– Знаете, это такое большое несчастье для нас! – говорила она. – Такой удар для Станислава, для детишек... Просто нет никаких сил устраивать шумное сборище. Мы решили – пусть все пройдет как можно тише и скромнее, вы меня понимаете?
И звонившие соглашались с ней, хотя в глубине души кто-то, возможно, и был удивлен или даже обижен.