Дом бьющихся сердец

– Именно. Но ты в состоянии удерживать свою копию лишь недолго, так что, если желаешь заглянуть в мой разум, советую поторопиться. – Золото переливается вокруг его зрачков, которые превратились в бусинки, хотя на них почти не падает свет.

Я еще не пришла в себя от известия, что мне по силам себя копировать, однако ванная темнеет, Лор исчезает, а на его месте появляется фейри. Тот, из-за которого меня притащили на аудиенцию к королю Марко. Янтарные глаза Птолемея распахнуты так широко, что в них больше белизны, чем цвета.

«Демон, – выплевывает негодяй. – Де…» – Второй слог вырывается невнятным влажным бульканьем, а мгновение спустя его голова слетает с плеч, мне в лицо брызжет кровь. Дыхание перехватывает, я жмурюсь. Когда мои веки вновь открываются, передо мной уже голова Лоркана.

Я кидаюсь мимо него к раковине и хватаюсь за края. Перед глазами все темнеет, затем вспыхивает белым, прежде чем вновь наполниться цветом.

Лор стоит позади меня, голова чуть выше моей, обнаженный торс так близко, что холод его кожи охлаждает испарину, выступившую у меня на шее. Его ладони скользят по моим бицепсам, вот только… только его руки прижаты к бокам.

Дыши, Биокин. – Его мягкое наставление нисколько не помогает подавить кислоту, обжигающую горло. – Дыши.

Его рука – теперь настоящая, а не призрачный дым, – обхватывает мои волосы и приподнимает короткие тяжелые пряди, в то время как другая рука проводит линию от основания моего черепа вниз по линии позвоночника.

– Ты его убил, – хриплю я. В горле саднит, как у Сиб наутро после ежегодного йольского пира в «Дне кувшина». Подруга обожает петь громче нанятого барда, хотя совершенно не в состоянии попасть в ноты.

Пристальный взгляд Лора следует за траекторией его пальцев, которые мягко скользят по моим позвонкам.

– Да.

– Но он умер неделю назад. Мы тогда собирали твоих воронов. Когда?..

– Ты забыла, что я летал в Тарекуори проведать Феба.

Ох!

– Тимей… Он тебя заметил и вызвал часовых? Поэтому ты… – Я не заканчиваю предложение, поскольку Лоркан прекрасно осведомлен о том, как именно лишил фейри жизни.

– Никто меня не видел. – На его губах появляется улыбка. – Ночью я сливаюсь с небом.

– Тогда… я не…

– Ты понимаешь, Биокин. Ты прекрасно понимаешь, почему я убил этого типа. – Теперь он большими пальцами выводит круги у основания моего пульсирующего черепа, и я позволяю ему, потому что… потому что ощущения божественные.

Хотя разум все еще потрясен видом крови, я на мгновение задумываюсь, не был ли Лоркан массажистом до того, как шаббины превратили его в короля перевертышей.

Нет, – говорит он у меня в голове. – Я пас овец.

– Мне не нравится касаться людей, и мне не нравится, когда касаются меня.

– Я почти купилась. Насчет прикосновений. – Я изо всех сил стараюсь подавить тихий стон, готовый сорваться с приоткрытых губ, но моих потуг недостаточно. Остается надеяться, что продолжающая грохотать вода в душе заглушила звук.

Кстати, почему он до сих пор не выключил душ? Разве он не закончил мыться?

– Я не касаюсь людей, Биокин. Я касаюсь тебя.

– Я – человек.

– Ты не человек. – Его кадык дергается. – Ты – моя… ворониха.

Эти слова заставляют меня очнуться. Я резко разворачиваюсь и убираю его руки от себя. Меня так и подмывает в сотый раз напомнить ему, что я никому не принадлежу, однако вместо этого я спрашиваю:

– Как ты узнал о моей размолвке с маркизом?

– Каменное заточение не притупило моих чувств. – Я хмурюсь, и он добавляет: – Ты уже забыла, где держали одного из моих воронов?

В комнате трофеев Реджио. В той, что примыкает к тронному залу, в котором проходило мое слушание.

Лор изучает мое лицо.

– Не могу определить, ты злишься или ужасно тронута тем, что я избавил Люче от этого гнусного фейри?

Я сглатываю, но это никак не помогает пересохшему горлу.

– Ты намереваешься обезглавить еще кого-то ради меня?

Лоркан молчит, но глаза его выдают.

– Нельзя разгуливать по королевству, обезглавливая кого захочется, Лор. Фейри и так не доверяют воронам и называют вас… – Перед глазами всплывают слова на стенах моего дома. – Они называют вас ужасными словами.

– Я похож на того, которому важно, что о нем думают фейри?

– Нет, но…

– Пока Данте не начнет наказывать свой народ, это буду делать я. Пришло время им научиться уважению.

Это плохо кончится.

Он протягивает руку к раковине у меня за спиной, и внутренняя сторона его предплечья касается моего обнаженного плеча. Я не дрожу, но влажная кожа покрывается мурашками. Он растирает между пальцами кусок угля, затем кладет обратно на маленький деревянный поднос, и вновь его кожа соприкасается с моей. Я пытаюсь отодвинуться, чтобы ему не мешать, но замираю. Он закрывает глаза и подносит пальцы к переносице, затем проводит ими до висков, оставляя черные полосы.

Когда его веки приподнимаются, радужки становятся поразительно яркими.

«Как же мне хочется раскрасить и твое личико, птичка».