Сиб бросает на нас короткий взгляд, прежде чем вновь сосредоточиться на барде. Уже не в первый раз она начинает ему подпевать, и хотя у мужчины такие же круглые, как у нее, уши, он морщит свой крючковатый нос и вздергивает мягкий подбородок, словно ее пение – самый отвратительный звук, который он когда-либо слышал.
Да, Сиб медведь на ухо наступил, тем не менее этот недостаток полностью искупается энтузиазмом. Требуется мужество, чтобы петь.
Пока я смотрю на подругу, в голове крутится: «Тоннель, тоннель, тоннель». Я слегка пихаю Ифе под ребра, жду, когда она ко мне наклонится, и шепчу:
– Новости от Имоджен?
– Какие?
– Об Энтони.
После продолжительного молчания она качает головой.
Я машинально подношу к губам бокал. Сладость на языке напоминает о спрятанном мешочке. Как выудить его, чтобы никто не заметил?
Нужно попросить своего зверя вновь раскачать лодку, и к черту анонимность! Я хватаю с золотой тарелки миниатюрный сырный шарик и подношу ко рту. Как всегда внимательная, Ифе его забирает и откусывает кусочек. Когда еда проходит проверку на яд, она возвращает ее обратно. Я притворяюсь, что ем, затем перекидываю руку через борт и раскрываю ладонь.
Сперва ничего не происходит, но вот гондольер спрыгивает со своей ступеньки, ругаясь на змея. Сердце бьется так бешено, что мне кажется, весь Люче сейчас услышит хруст соли между моими грудями. Внезапно гондола раскачивается. Ифе приседает как раз в тот момент, когда в лицо Катрионы брызгает вода. Она бледнеет еще сильнее.
Я прижимаю ладонь к колотящемуся сердцу, пальцы подбираются к заветному мешочку, но Диотто пялится на мою руку, и я замираю.
Сиб тоже смотрит, серебристый взгляд немного напряженный, немного страдальческий. Затем залпом допивает вино.
– У меня фужер пустой, Диотто.
Она протягивает бокал генералу, несомненно, от души наслаждаясь тем, что тот нам прислуживает.
Едва он выхватывает посуду у нее из рук, ее взгляд падает на Эпонину, губы расплываются в улыбке.
– Хочешь услышать историю кое о ком? – Она кивает на Таво.
– Конечно.
Сиб пальчиком манит ее к себе, и Эпонина подается ближе к моей подруге. Я наконец выуживаю мешочек. Руки так дрожат, что он выскальзывает и падает на колени. Схватив его, спешно окидываю взглядом пассажиров гондолы. Одна Ифе замечает мою жалкую попытку оставаться незамеченной.
Катриона упорно смотрит вверх, пальцы так крепко сжимают ножку хрустального бокала, что побелели костяшки. От ее крайне беспокойного вида у меня на мгновение замирает хаотичный пульс и кишащие в голове планы, и возникает мысль сперва подсыпать соль ей. Однако наша главная цель – Эпонина.
Я просовываю ноготь под шелковую веревку и ослабляю узел, затем раскрываю мешочек. Пока Сиб шепчет Эпонине на ухо длинную историю, Диотто смотрит на их склоненные головы, прищурившись, затем опускает взгляд на губы Сиб, с помадой того же розового оттенка, что и парик.
Я беру щепотку соли, затем прячу мешочек в тонкий шифон платья и подвигаюсь к Эпонине.
– Что я пропустила?
– Ох, хотелось бы мне быть среди посетителей таверны в ту ночь… – мечтательно говорит принцесса, обнажая зубы в улыбке, ослепительно-белой на фоне черной помады.
Мой взгляд скользит между ее зелеными глазами и бокалом, который она держит в поднятой руке. Сиб вновь подается к ней и что-то шепчет, вынуждая принцессу нагнуться.
С бешено колотящимся сердцем я поднимаю руку над вином принцессы и выпускаю крупинки соли как раз в тот момент, когда с ее губ срывается смех, и она взмахивает рукой. Вино частично выплескивается.
Я взглядом прикидываю, сколько осталось – глотка три, – затем начинаю беспокоиться, что соль не успела раствориться.
Эпонина откидывается на подушки, ее глаза встречаются с глазами Диотто, губы изгибаются в ухмылке.
– Как я поняла, не так уж много придется укорачивать сталью.
Таво вздрагивает, и хотя я воистину терпеть не могу этого гада, мне не по себе из-за того, что история, которую Сиб решила рассказать, касается его физических данных.
– Я нечасто благодарна судьбе за то, что родилась женщиной, учитывая пренебрежительное отношение к нашему полу, но по крайней мере, нам не нужно беспокоиться о том, что у нас между ног.
Лицо генерала приобретает красный оттенок, ярче волос и глаз, почти такой же пронзительный, как бордовый мундир.
Дабы избавить беднягу от страданий, я поднимаю бокал.
– Позвольте предложить тост. – Я жду, когда Эпонина и Сиб поднимут свои бокалы, затем зову Катриону, от чего та вздрагивает, украшения в парике позвякивают. – За женщин, которые наполняют смыслом дни и скрашивают ночи.
– О, как мило. – Эпонина подносит бокал ко рту.
Связки вдоль всего моего горла натягиваются, как струны, когда ее ноздри раздуваются. Неужели почувствовала запах соли?!
Мне хочется посмотреть на Сиб, но я не могу оторвать взгляда от Эпонины, пока она не сделает глотка. Ну же, давай! Сердце начинает дрожать, как и все тело. Ну чего же ты медлишь, Котел тебя побери!
Когда ее взгляд взлетает к моему, у меня кровь отливает от лица.
Она поняла…
О боги, она все поняла!