Дом бьющихся сердец

Наконец из покрасневших уголков глаз Катрионы выкатываются слезы, бусинками проступая из-под маски.

– Мне… жаль. – Ее шепот – сплошной выдох, но я так близко, что улавливаю слова. – Я не хотела…

Чего? За что она извиняется? Мне хочется кричать, но едва хватает воздуха для дыхания.

Губы Катрионы вновь шевелятся, однако я ничего не разбираю. Срываю с себя маску с париком.

– Что ты сказала? – удается прохрипеть мне.

– Зря ты… вернулась.

В голове вспыхивают слова Сиб – о том, что я подвергаю всех опасности своим присутствием в доме Энтони. Сердце разрывается: целью нападения была я.

На этих женщин напали из-за меня!

Алый рот Катрионы приоткрывается, и я жду новых слов, но она кашляет и окропляет мою ключицу и шею каплями крови.

Ее щека под моей ладонью горит, и словно даже разбухает. Приглядевшись, я понимаю, что так и есть. Маска прилегает так плотно, что врезается в кожу. Вокруг раны проступают красные полосы.

Я обшариваю взглядом окрестности: мы уже причалили, и вокруг образовалась толпа.

– Где целитель?

Таво тупо таращится на меня сверху вниз.

Я уже готова отправить за целителем воронов, раз уж фейри на это не способны, когда в голове вспыхивает другая мысль.

– Таво, прижги ее рану огнем!

Катриона стонет.

– Жжет…

Но Таво еще не коснулся ее своим волшебным пламенем.

На две доли секунды я раздумываю над тем, чтобы спихнуть ее в Марелюче и как-нибудь заставить Минимуса зализать ее рану своим целительным языком. Но вдруг змей схватит куртизанку и утащит в свое логово?

Откидываю волосы за спину, пальцами задеваю серьгу. Как я могла забыть о подарке Лазаруса?! Растираю бусинку между пальцами, пока она почти не растворяется, а пальцы не покрываются липкой субстанцией.

Катриона наблюдает за мной, ее глаза стремительно стекленеют, лицо разбухает, кожа сереет и покрывается красными полосами. На мгновение перед мысленным взором возникает воспоминание из видения Лора о мальчике, который съел ядовитый мох, устилающий русло реки.

Я втираю в ее кожу целительный бальзам, сдерживая желчь, подступающую к горлу, когда пальцы натыкаются на окровавленную ткань и твердую кость.

Меня душит миллион вопросов – за что ты извинялась? чего не хотела делать? – но все они растворяются при виде ее губ, которые надуваются красными буями.

Свободной рукой я пытаюсь сорвать с нее маску, но она не двигается.

– Таво, нож! Нужно это снять!

Куртизанка лежит так неподвижно, что я нащупываю ее опухшую шею в поисках пульса. Сердце замирает. Я не чувствую ничего.

– Катриона? – Несмотря на жуткую опухоль, рана на щеке исчезла. – Катриона!

Я мысленно умоляю ее ресницы затрепетать и веки – вновь подняться. Умоляю ее рот открыться и вздохнуть, или застонать, или недовольно пробурчать микара.

– Она умерла, Фэллон. – Таво стоит надо мной, глаза ужасного янтарного оттенка.

– Но… но… нет. Она исцелилась! Я ее исцелила. – Я начинаю надавливать на ее грудную клетку, чтобы вновь запустить сердце.

Ну же, Катриона, давай!

– Перестань, – говорит Таво.

Но я не перестаю. Не могу перестать. Перестать – значит сдаться, а я не желаю ставить на ней крест.

– Слишком поздно, Фэллон. – Под мышки проскальзывают руки и поднимают меня.

Я спотыкаюсь, однако Ифе меня удерживает.

– Ифе, нет. Я ее исцелила.

Я пытаюсь вырваться, но сил не осталось. Я дрожу так сильно, что почти подгибаются ноги, когда меня ведут к причалу, на котором уже стоят Сиб и Эпонина, окруженные солдатами Люче. Вполне понятно, учитывая, что мы пришвартовались на острове бараков.

Два двуногих ворона крепко держат меня под руки, не давая упасть.

– Почему она превратилась в монстра? – Длинные каштановые волосы Эпонины прилипают к потной голове и вздымающейся груди.

– От яда, – тихо отвечает Таво.

После шока приходит гнев.

– Кто это сделал? – кричу я. – Кто на нас напал?!

Кристаллы и цепочки на плечах платья сместились и теперь свисают с шеи, как влажные водоросли, вздрагивая при каждом хаотичном ударе сердца.

Воздух передо мной наполняется дымом, который затем превращается в человека. В мужчину с пронзительными желтыми глазами, и они прожигают дорожку прямиком мне в череп.

– Бросьте лучника.

Я хмурюсь, пока не понимаю, что Лоркан обращается не ко мне.

С неба неподалеку падает тело – предположительно, лучника, – ударяясь о причал с такой силой, что деревяшки трескаются.

Я ахаю, когда человек переворачивается на спину, показывая лицо, кожу украшают коричневые завитки. Почерневшие зубы обнажаются от болезненного стона. Я обвожу потрясенным взглядом спутанные волосы, украшенные бисером: пряди обвивают шею женщины, как петля, в которую она сама залезла.

Сквозь стиснутые зубы вырывается шипение, когда я вспоминаю эту женщину… эту дикарку. Вспоминаю, как она подлетела ко мне на своей лиане. Вспоминаю, как они со своим приятелем Лириалем требовали от меня золото и еще больше золота, прежде чем осыпать градом стрел.

Неужели она спустилась со своей горы, чтобы закончить начатое? Поэтому на меня напала?

Лед разливается по венам, когда меня вновь тычут в нос тем, что Катриона мертва из-за…