Дом для бродяги

– Папа с Лёлей официально обречены, – встрял с разговор Йен. – Я два раза менял букву в наборной кассе для приглашения. Но Лёлька бдит. То ли дело Дашка, она совсем бестолковая стала. У нас война-война. А все из-за испорченного приглашения, где вместо Оттер я набрал «оттёр».

– Оттер? – удивилась я.

– О, вы упустили занятную новость, – Микаэле мягко улыбнулся, охотно меняя тему. – Мы с Густавом как-то уж слишком успешно обменялись всем, чем только можно. Я приобрел улыбку. Он улучшил навыки биржевой игры, прирастив хладнокровие и точность расчета. Кроме того, он сразу стал ухаживать за Дашей. Эти двое долго пытались разобраться, привязанность их соединяет, обоюдная жалость или эхо прежних эмоций… а после бросили бесполезное занятие. Даша милейший человек, вот только она замыкается на ком-то одном в привязанностях. Собственно, этим она напоминает мою династическую экс-супругу. Как я прежде не замечал? Все было неявно, пока объектом внимания Даши оставался ее брат. Затем центром мира стал я. Далее Ники. После Мари, которая бессовестно, используя дар живы, допекала Дашу, требуя признательности. Когда я вернулся, для Даши клубок приоритетов сделался неразрешимо сложным. Добавлю, мы вели себя безобразно, не ценили труд Даши и не одобряли ее самоотречение. А Густав ценит и хвалит. Даша, по его мнению, точно повторяет характер матушки Оттер.

– Рада за них.

Очень рада, честно! Надо же, второй раз обмен тел привел к обмену судеб. Юлия получила Яркута, который делал предложение мне. Но, пережив первую боль, я не вижу дурного в таком развитии событий. Спросить бы, каковы нынешние отношения Лёли и Даши. Но – нет, не решусь. Очень личная тема, наверняка болезненная.

Йен покосился на меня, что-то понял. И начал громко рассказывать, как учился в Валейсане, где мошенники бестолковы, а боксеры слабосильны. Клим их одной левой! Жаль, он приезжал ненадолго, он ужасно занят, ведь его нынешний главный друг-враг – Пашка Шнурок – ловчее Клима добывает средства на морскую школу. В общем – все заняты… и сам Йен тоже, в нынешнюю осень он украсит собою академию в Тенгое, вот будет веселуха! Петр готовит документы, и такого секретаря нет ни у кого, братец Ники его переманивал раз сто, и до сих пор завидует и даже злится. Братец Ники жадина тот еще, как украл у папы Егора, так и не вернул…

Снежок немного постоял и направился в сторону Луговой. У нас уговор: я не трогаю вожжи, не понукаю. Он не останавливается надолго, чтобы пастись. Цок, цок… шаг за шагом приближается опушка. В шарабане просторно, и всем вместе – легко. Одной мне сиделось бы тяжелее, да и теснее было бы – от мыслей, которые и колючи, и холодны. А так… Слева меня толкает плечом Йен, а справа немедленно поддерживает под локоть князь Микаэле. На душе – тепло… Я улыбаюсь, слушаю общую болтовню и пробую понять: что происходит? С каких пор князья в почтовых вагонах сбегают из фамильного особняка, да еще без охраны? И вот главное: зачем эта работящая семейка влезла в мой шарабан? У меня все неплохо, у них – так даже и хорошо.

Правда, без обмана: моя жизнь наладилась. После кошмарных событий в инаньском посольстве я открыла шкатулку Якова, как и обещала, на следующее утро. Нашла внутри два серебряных колечка с синей эмалью и узором в форме цветков цикория. Немножко повыла… и успокоилась. Намек предельно понятен. Живи, как хочешь. Можешь выбросить кольца, можешь отдать одно из них кому угодно… или оставить оба в шкатулке и сделать глупость, которую многие не поймут. Ведь глупо ждать того, кто добровольно шагнул за порог смерти. Впрочем, я никогда не была особенно умна.

Однажды зимой я посмела признаться себе: развитие отношений с Яковом я тормозила не менее, чем он сам. Потому что хотела получить кошмарно много. Как в сказке: жить и поживать, добра наживать. Чтобы он смотрел на людей – и не думал об особых приметах и угрозах. Чтобы замечал красоту леса и луга, совсем как я. Чтобы глядел в небо без отчаяния, без мысли об очередной смерти.

Думаю, Яков все решил, когда увидел Густава и понял, что восемнадцать лет призрак удерживался возле жизни на одной-единственной нитке материнской любви. Яков тот еще безумец, он рубанул наотмашь: все или ничего. Мне бы рассердиться… но я обрадовалась: его выбор предполагает уверенность во мне. Значит, все у нас всерьез. Настолько всерьез, чтобы он ценил эту жизнь больше, чем все предыдущие.

– Юна, повторюсь, я помолвлен, – Микаэле вернулся к прерванной мысли.

– Я слышала. Поздравляю.

– О, я бы хотел большего, но Лёля настаивает на некоторых условиях. Помимо ее упрямого желания выучить основы этикета и хотя бы малый парадный протокол дома Ин Тарри, помимо ее готовности досконально освоить язык княжества, есть требование. Не просьба, а требование. Однажды Яков спас Лёлю. Это не может быть оставлено без ответа. Собственно, я не уверен, что условия княжеской помолвки как-то извиняют бестактное вторжение в вашу жизнь. Но ситуация патовая.