Вступаю в игру без всяких прелюдий, резко, не позволяя никому мне возразить или перебить. Звуки связываются вместе с помощью легато, строя фразу за фразой, откровение за откровением, никаких пауз между ними. Я едва успеваю дышать, делаю Зое жест, изменяя ритм, подгоняю такт. Рядом с моими нотами одни диезы, и я хочу играть ещё быстрее и громче, перехожу на октаву выше. Вокруг меня темнота, и я слышу, как воздух вибрирует от моей несдержанной речи. Жар поднимается в зале, с меня сходит пот, я истощаю себя и Зою, свою главную слушательницу. Крещендо достигает предела звучания; больше нечего выжать из инструмента, но я не останавливаюсь. Исчерпав все приёмы, я беру репризу и повторяю главное, что хотел сказать. Зоя, Зоя, Зоя – я остаюсь. Никто не укажет мне – даже ты, – как я должен играть. Никто не переубедит меня, как я должен поступить.
Мелодия заканчивается быстро и скомкано, несколькими последними хриплыми возгласами. Так я даю понять, что начало и конец не имеют значения, а важна только середина – вся жизнь целиком, кроме рождения и смерти. Я надеюсь, что она всё это поймёт, а если нет, то я найду другие способы объяснить.
Зоя аплодировала. Все аплодировали, особенно владелец клуба. Позже у служебного входа Зоя встретила меня улыбкой. В последующие месяцы из нас образовался дуэт. Кажется, она поняла моё послание, хотя я не мог знать наверняка. Её поведение никак не изменилось, а я продолжил ухаживать за ней, стараясь разгадать её мысли, секреты и желания. Особенно секреты, потому что в них я видел ключ к пониманию её самой. Делал бы я то же самое, знай заранее, к чему это приведёт? Никогда.
Я не оставлял Зою. Продолжал ходить с ней в «Табльдот», задерживался за сигаретой после выступлений и много чего ещё. Мы начали вместе придумывать дома, где бы она могла поселиться. Мансарда, дом на вершине маяка, хижина в лесу, собственный замок. Оказывается, есть много мест, где люди могут жить, кроме многоквартирных зданий. Со стороны мы с Зоей всё больше казались близкими друзьями, и меня подтачивала неразделённость настоящих чувств, но я был счастлив. Пример Зои учил меня получать удовольствие из малого.
Наступила осень, и в довесок к обычной меланхолии закрылся клуб. Я мало огорчился, у меня остались другие места для заработка. Пара музыкантов из клуба позвала меня сыграть в их уличном концерте. «На прощание», объяснили они. Я поколебался, но согласился, позвав и Зою. Она с энтузиазмом поддержала идею.
В день выступления на Старом Арбате было не протолкнуться. Неожиданный и явно последний тёплый день октября – и всего года – помог собрать толпу зрителей. Мы отдались музыке. Я много импровизировал на саксофоне, Зоя спела много своих песен, придавая даже самым грустным из них праздничный оттенок. Приятно было воспользоваться творческой свободой.
Музыка оборвалась, когда к нам приблизился полицейский патруль. Я испугался, зная, что они не просто разгонят нас, а арестуют. Такова была практика в отношении уличных музыкантов. Наверняка их вызвал хозяин какого-нибудь кафе поблизости, решивший, что мы отпугиваем клиентов. В любом случае, концерт окончился. Даже Зоя растерялась и обескураженно уставилась на людей в форме. Тут со мной что-то случилось. Стоит сказать, что я никогда раньше не попадал в серьёзные неприятности и никогда намеренно не перечил закону. Я вырос сдержанным, привыкшим не создавать проблем себе и другим.
– Бежим! – Я схватил Зою за руку, прижал к себе саксофон и дал дёру. В толпе одобрительно загудели, раздался свист. Я не видел, последовала ли моему примеру другая пара музыкантов, но через мгновение Зоя будто вернулась в сознание и сама стала меня подгонять. Сзади кричали полицейские, за нами гнались. Когда я рванул в переулок, Зоя обеими руками схватила меня за пиджак и потянула в другую сторону. Мы неслись между прохожими, рискуя оступиться и упасть на заднее сидение полицейской машины. Попетляв достаточно, мы забежали в какой-то двор, пересекли его и на новом повороте упёрлись в забор с узкими прутьями.
– Забирайся, – выпалил я и бросил саксофон на землю. Зоя поставила ногу на мои сцепленные ладони. Несмотря на тяжёлое дыхание, меня распирало от прилива сил. Я помог Зое перебраться, передал ей саксофон и сам перелез на другую сторону.
Пробегая мимо мусорного контейнера, я бросил туда саксофон и пиджак. Зоя поняла мою мысль и собрала в пучок распущенные волосы. Выбравшись на оживлённую улицу, мы перешли на шаг. Не сговариваясь, мы взялись за руки и почувствовали, как оба дрожим. Дыхание скоро выровнялось, а преследователи так и не появились.
– Это было потрясающе! – Зоя кружила вокруг меня, пытаясь найти своим впечатлениями подходящие слова и жесты. Я то и дело оглядывался, меня поровну переполняли чувство вины и ликование. До сих пор не верилось, что я это сделал. Как мне вообще пришло такое в голову? Ну провёл бы я несколько часов в отделении, отделался бы штрафом, а вместо этого потерял инструмент, совесть и… получил незабываемую историю. Эта приятная мысль вытеснила всё прочее.