– Отец долго не приходил в себя. После похорон он увял всего за несколько месяцев, и я не смогла это остановить. И не смогла вылечить, когда он заболел. Его убило горе, зависимость от человека, вся эта великая любовь.
Как больно было видеть нахлынувший гнев на неё за несправедливость, сменившийся обидой за одиночество. На её лбу и переносице появились морщины. Она впервые потеряла контроль над собой, ненадолго, но я ужаснулся, увидев, что всё это время она в себе сдерживала. Было страшно что-то сказать или попытаться успокоить.
– Зоя…
– Я в порядке, подожди. – Она поежилась и подобрала к себе колени, обхватив их руками. – Теперь ты всё узнал. После смерти отца я испугалась, что когда-нибудь поддамся влечению, которому поддался он. Что я влюблюсь и стану зависима. Поэтому я решила не сталкиваться со всем этим. Поэтому мне не нужен ты. – Она посмотрела на меня. Взгляд стал бесстрастным, словно она только что стерпела от меня серьёзную провинность. – Скоро я уезжаю заграницу. Теперь будет лучше, если эта наша встреча станет последней.
Это были слишком тяжёлые слова. Я не знал, что ответить. Всё равно как если бы меня спросили, каким способом я желаю немедленно умереть.
– Но зачем уезжать? – спросил я.
Она натянула искусственную ухмылку.
– Я говорила, что хочу покоя. Покоя от всего плохого, что я видела. Из детства я помню не только безумие матери и «друзей», пытавшихся залезть к ней под юбку. Я видела, как в честь праздника толпа покрывала воском живого быка и поджигала, гоняя его по улицам. Видела слуг богатых людей, которые мало отличались от рабов. Я многого насмотрелась, хоть и не до конца всего понимала. Когда человека избивают на улице, большинство пройдёт мимо. И всё это было бы легче перенести, не будь у мира и прекрасной стороны. А я… не хочу жить в таком контрасте.
На этом разговор кончился. Звучали ещё какие-то слова, ответы на них, но всё прервалось, когда хлопнула дверь такси, и стих шелест шин. Бармен в месте, где я оставил саксофон, при виде меня перестал протирать стойку и принял заказ. Дома меня тошнило.
Между нами с Зоей рухнули все стены и теперь ощущалась непривычная пустота. Счастья, к которому я ломился, не оказалось. Силы кончились, и во мне начала расти уверенность, что это я подтолкнул её уехать; если бы я не тревожил её память и раны, она бы осталась. Могла бы остаться.
Следующие недели я безуспешно ей звонил и обошёл все клубы и кабаре, где она могла выступать. Спрашивал о ней в «Табльдоте», и ничего, пусто, она исчезла, а я даже не знал её старого адреса.
Я поверил, что она правда уехала, и не решался искать дальше из-за чувства вины. Мне казалось, я ей навредил. До сих пор мои стремления не приводили ни к чему хорошему, и я задумался, правильно ли я вообще поступал. Ведь это я её любил, а не она меня. Ей ничего не хотелось, а я продолжал навязывать свои чувства и не замечал, что делаю только хуже. Я убеждал себя, что всё на самом деле не так, но это выглядело как самообман. Вконец сбившись с пути, я пришёл к развилке: либо я продолжаю движение, либо останавливаюсь.
Я оказался не готов к тому, что выбрал. Слишком уж я домосед, но у меня осталась единственная зацепка, и выбирать больше не приходилось. Я держал в руках билет до города, откуда получилось бы добраться до Кастель-де-ла-Рока, и ощущал почти детскую беспомощность. Мне никогда не доводилось путешествовать, а затея искать кого-то в чужой стране без знания языка представлялась безнадёжной. Хотя было уже столько пройдено, я колебался. Да и боялся тоже. Жизнь переворачивалась, а я всё это время был один, так и не доверив свои мысли и чувства близким людям. Никогда я так глубоко не погружался в себя, как в то время.
Оставалось несколько дней до вылета. Уже закончились бесконечные прогулки по местам, где я ходил с Зоей в нашу последнюю встречу; получены ответы на все вопросы, заданные в «Табльдоте»; пройдены часы неподвижности, когда я просто сидел дома и думал; наконец в заграничном паспорте появилась испанская виза. Всё было готово, когда мне позвонили с неизвестного номера.
Звонила медсестра из больницы, с первых слов я замер. Мне удалось сохранить самообладание и ответить на все вопросы, прежде чем связь прервалась.
На следующий день я прилетел на юг страны, в городок неподалёку от Азовского моря. Здесь солнце ещё грело улицы, и свежий ветер поднимал пыль. В больнице, откуда звонили, меня отвели в палату к недавно поступившей пациентке. Молодая девушка попала в аварию: её сбил разогнавшийся автомобиль. Тормоза сработали, но только смягчили удар. Множественные переломы, самый серьёзный из которых пришёлся на бедро, и травма головы. Девушка находилась в коме. Я узнал Зою даже под маской из синяков.
Медсестра показала мне её кожаную записную книжку. Обычные заметки, напоминания и много страниц отведено под телефонные номера – все тщательно зачёркнуты и вымараны, кроме одного. По этому номеру меня и нашли.