Дом, где тебя ждут

– Понимаешь, вышел приказ правительства, запрещающий жениться на иностранках. Подобный брак будет приравниваться к государственной измене. Я пока не придумал, что можно предпринять, но знаю одно – ты должна остаться в безопасности. Все остальное не имеет значения. – Было заметно, что Юре очень тяжело говорить. На миг он замолчал, собираясь с мыслями: – Таня, мне дали срок до завтрашнего утра, и за это время ты должна срочно уехать. А я вас разыщу, – резким движением он притянул ее к себе и зарылся лицом в волосы, едва не застонав от предчувствия близкой разлуки, – обязательно разыщу, чего бы это мне ни стоило. Больше я вас не потеряю.

Дрожа всем телом, Таня прижалась к нему так крепко, как могла, едва не опрокинув его на спину:

– Я останусь здесь, с тобой. Я никуда не поеду, – чтобы не заплакать, она говорила отрывистыми фразами, коротко глотая теплый воздух. Внутри тела все дрожало, и она изо всех сил сдерживалась, чтобы не закричать. Слова выговаривались с трудом: – Каждый год, все десять лет, на свои именины я покупала букетик фиалок, а на ночь клала под подушку маленький подарок и говорила себе, что это от тебя. Вот, посмотри, на тридцатилетие ты подарил мне эту цепочку, – Таня коснулась золотой нити, теряющейся за тканью выреза.

Юрины пальцы нежно скользнули по шее, выуживая крестик на конце цепочки. Крестик был старый, погнутый, еще крестильный, из Петербурга. Юра высвободил его из ворота и улыбнулся краешком рта:

– Помнишь, как ты потеряла этот крестик в кондитерской и плакала?

– Конечно помню. Ты его нашел.

Он мотнул головой:

– Нет, не нашел. Я купил новый, такой же точно. А потом долго тер его грубой тканью, чтобы он перестал блестеть.

– Ты всегда был хитрюгой, – Таня сказала первое, что пришло в голову, чтобы не разрыдаться, так сильно ранило ее воспоминание о прошлом, в котором все было чисто, ясно и понятно.

Запрокинув голову, она посмотрела в небо, словно хотела улететь птицей, вместе со своей драгоценной добычей. Вспарывая облака, над Прагой парили три самолета.

Это было как знак свыше.

– Юра, Юрочка, я знаю, что надо делать! – Таня посмотрела Юре в глаза. – К моим услугам Военно-воздушные силы Ее Величества. Если только ты… – она сглотнула ком в горле, со страхом ожидая ответа, – если только ты согласишься.

Париж,1950 год

– Кто-нибудь видел соску? – крикнула Таня из кухни, лихорадочно шаря по кастрюлькам. – Я же просила стерилизовать соски только в синем ковшике, только в синем.

– Мам, я ни к соскам, ни к рожкам вообще не прикасалась, к тому же мне пора бежать в университет, а я еще не причесалась. Кроме того, я обнаружила у сосок подлое свойство пропадать в самый нужный момент, – растрепанная Варя мельком показалась в дверях и сразу исчезла. – Вечером меня не ждите, я останусь ночевать у бабули. Обещал прийти Петр Евграфович и приготовить утку с яблоками.

– Утку мы тоже хотим, – откликнулась Таня, не переставая звякать кастрюльками, – но у Игнаши режутся зубки, поэтому мы пока не выездные.

– Кошмар, как много у детей зубов, – заметила Варя из прихожей, – можно подумать, что это не дети, а бензопилы.

Стройную и высокую Варю было трудно назвать красавицей: нос немного широковат, глаза не озера. Обыкновенные глаза, разве что ресницы пушистые.

– В Варюше скрытая красота, – отметила как-то Фелицата Андреевна, – та, которая проявляется с годами, когда стирается внешний слой позолоты.

Соска нашлась в мельхиоровом заварочном чайнике, надраенном до зеркального блеска. Приподняв его за ручку, Таня мельком глянула на отражение своего лица. Недавно она сделала короткую стрижку, закрывавшую уши красивыми завитками.

– Ты стала похожа на очаровательного мальчика, – сказал Юра. – Седой муж со шрамами тебя компрометирует.

Засмеявшись, она обвила руками его шею:

– Знаешь, я недавно вспомнила про письмо, которое ты мне прислал из Праги.

Юрий вопросительно поднял брови:

– И что?

– А то, что если бы письмо затерялось и не дошло, то не было бы у нас ни семейного счастья, ни Игнаши, ни нового дома.

– Ну, дом, положим, очень даже старый, – напомнил Юрий, – при покупке ты сама восторгалась, как великолепно жить в стенах, помнящих Викторианскую эпоху.

– И снова твоя правда, – Таня всегда соглашалась с мужем, не допуская мысли, что в их семье может быть иначе. Ну как спорить и ссориться с самым дорогим человеком?

Пять лет прошло, а она до сих пор впадает в панику, представляя, что Юра мог остаться там, в залитой солнцем Праге, не подвернись тогда Майкл.

…Внутри транспортного самолета, направляющегося в Дувр, было гулко и холодно, как в бочке, которая случайно попала в сибирский водопад и ее со всех сторон колотит в водоворотах. Таня порадовалась, что пара полотняных сидений на металлическом каркасе плотно привинчена к полу, придавая полету призрачное чувство стабильности. Все пространство грузового отсека занимали тугие тюки армейского снаряжения и какие-то ящики со зловещими черными стрелами на крышках. Она решила, что там боеприпасы, и постаралась не воображать, что может произойти, сорвись с креплений хоть один ящик.