Дом, где взрываются сердца

— Не надо оправдываться. Я все понимаю, — последние слова Ротшаля прозвучали будто с каким-то подтекстом. — Позвоните мне часа через два. Может быть, все уладится.

— А что, может не уладиться?

— Не знаю, не знаю.

Валдаеву показалось, что профессор знает больше, чем говорит. Или просто хочет напустить туману. Впрочем, последнее маловероятно. Этот человек не из тех, кто любит играть на публику.

Валдаев в сердцах бросил трубку и зло воскликнул:

— Черт его дери!

— Кого? — поинтересовался ответсек, заходя в кабинет.

— Программу «Геном человека».

— А чем она тебе насолила?

— Да шибко умные там все.

— А, — ответственный секретарь зевнул.

— Держи, — Валдаев протянул ему вновь отпечатанный материал.

Ответсек, еще слаще зевнув, лениво кивнул и отправил материал в папку.

— Пошел я, — сказал Валдаев, поднимаясь.

— Далеко?

— Стреляться.

— Что ж, дело добровольное, — хмыкнул ответсек.

Валдаев вышел из кабинета. В коридоре прислонился лбом к холодной стене. Стреляться он пока не собирался. Но жить ему уже начало надоедать…

* * *

Этим вечером Валдаевым владело ожидание. Он несколько раз звонил Элле по телефону — без всякого успеха. И Ротшаль куда-то провалился, тоже на звонки не отвечал. Оставалось ждать, что телефон зазвонит сам. И этот звонок принесет с собой известия.

Однако телефон не звонил. Как в спячку впал. И Валдаев чувствовал раздражение на этот фирменный «Сони», хотя умом понимал, что штуковина не виновата. Да, в конце концов, ей, вещи неодушевленной, совершенно все равно, злятся на нее или нет.

На улице темнело. Валдаев сидел в кресле, не включая свет, и будто внутренне затвердевал. И им завладевали, играли как игрушкой вечерние страхи.

Валдаев давно убедился, что страхи живут вообще вне сознания. Они самостоятельные хищные существа. Раз возникнув, они, почувствовав слабину в человеке, набрасываются на него вновь и вновь в самое неожиданное время. Они сжимают сердце и гонят бешено кровь по жилам. Истачивают нервы и здоровье. Ослабляет их только время. Но в принципе они неуничтожимы. Иногда к Валдаеву возвращались даже детские страхи. Какие-то картинки, ощущения ужаса. Со страхами надо уметь бороться, но у него это получалось туго.

Взор его скользнул по темной кучке Эллиных вещей. Он даже не удосужился их убрать. Сейчас вид этих вещей привел его в чувство.

— Хватит, — громко воскликнул он, будто желая обозначить свое присутствие в этой квартире, убедить самого себя, что он еще жив.

Он встал. Нужно шевелиться. «Не спи, замерзнешь», — вдруг вспомнил он детскую присказку. И сейчас она показалась ему смешной. Он издал истерический смешок. А потом принялся запихивать вещи Эллы в полиэтиленовый пакет. Он примерился, куда бы его засунуть. Потом кинул в гардероб.

Он представил — дверь открывается, и из ванной выходит Элла. С ней ничего не случилось. Просто она выпала из потока времени…

— Это же делирий, — простонал Валдаев.

За окнами все сгущалась темнота. Она густела и в квартире, пряча очертания предметов. Темнота эта сжимала тисками…

Его вдруг объял холодный ужас. Он съежился на кресле и с ясностью необыкновенной понял — он сходит с ума. Если уже не сошел. Может, сошел давно? Может, все прошлое — ложная память?

— Хватит, — прошептал он, ощущая, будто погружается в болото.

И тут зазвонил телефон.

Валдаев дернулся к нему. Схватил трубку. Это наверняка звонит Элла. Она сейчас скажет, что решила подшутить над ним. И что скоро вернется. Он подуется чуток, но все-таки великодушно примет извинения. И у них будет чудесная ночь. Еще более чудесная от сознания Валдаевым того, что он вновь обрел потерянное… Или это Ротшаль? Он успокоит, скажет, что все в порядке.

— Алло! — крикнул Валдаев.

— Валдаев. Чего ты так кричишь? — послышался прокурорский голос.

— Лена, — разочарованно выдохнул он.

— А ты кого ждал? Нет, ну кто тебе может позвонить в твою берлогу, а? Только такие же, как ты…

— Ты звонишь, чтобы меня оскорблять? — произнес он.

— Я? Тебя? Оскорблять? Валдаев, ты о чем? Конечно, ты погубил столько лет моей жизни, что любая другая женщина устроила бы тебе Кузькину мать. Но…

— Чего ты хочешь?

— Семьсот рублей Левоньке на теннис.

— Зачем Левоньке теннис?!

— Потому что Левонька должен заниматься спортом, чтобы вырасти сильным. Иметь волю к победе. И как можно меньше походить на отца.

— Ну да. Ты его еще отречься от меня заставь.

— Ох, Валдаев.

— А твой червь таможенный обнищал?

— Нет. Но он уперся. Хочет, чтобы ты тоже материально поучаствовал в судьбе сына.

— Ах, дело в принципе.

— Да. У кого-то на свете есть принципы. Ты не слышал об этом?

— Слышал.

— Эх, Валдаев, жалко мне тебя. Пропадаешь ты без меня…

— Не смеши.

— Напрасно смеешься. Ты же слабый человек. Я понимаю, ты не виноват. Вот сижу книгу читаю — «Практическая психология». Там все про тебя. У тебя слабый тип нервной системы. В мозгу возбуждение преобладает над торможением. Цитирую: «Люди со слабым типом нервной системы, как правило, мнительны, ранимы, они застревают на своих эмоциях».

— И что?

— В общем, люди они никчемные. И ты этому иллюстрация.