Дом, где взрываются сердца

Ночью, когда он понял, что дела плохи, ему захотелось отключиться от всего этого. Он съел одну таблетку снотворного. Не подействовало. Тогда отведал еще одну — и провалился в глубокий сон.

Телефон продолжал трезвонить.

Подушка была влажная от пота. Неприятно влажная.

— У, бесова сила, — прошептал Валдаев, с ненавистью скосив глаз на телефон.

Ничего хорошего от этого аппарата он не ждал.

Звонил кто-то очень настырный. Наконец телефон прервал свою трель. Но вскоре зазвенел вновь.

Валдаев протянул руку, сжал радиотрубку, как горло змеи. Подержал ее так пару секунд. Потом нехотя произнес:

— Да…

Внутри он подобрался в дурном предчувствии. Кого он ожидал услышать? Кого-то, кого хотел бы не слышать еще лет сто? Или опять это проклятое, многозначительное молчание?

— Валдаев, — донесся жизнерадостный голос ответственного секретаря «Запределья». — Шеф тут с бодуна поработал над твоим материалом. И запутался. Нужно в номер набирать.

— С каким материалом?

— О шаманах-киллерах.

— А.

— Так что, ты подъедь, глянь.

— Ох.

— Ты тоже с бодуна? — с бесцеремонным сочувствием, больше походящим на подначку, осведомился ответственный секретарь.

— Тоже.

— А я завязал. Как отрубил.

— Часа через полтора буду.

— Ждем с нетерпением…

Пролежав еще несколько минут, Валдаев нехотя поднялся.

Состояние у него было, будто его отметелили пыльным мешком. Во рту сухо, голова тяжелая. И в ушах колокольный звон…

Ему хотелось сейчас или напиться, или снова наесться снотворного. Он неожиданно позавидовал наркоманам, у которых от всех невзгод одно средство: дозу в вену — и в космос. И главное — жизнь короткая, мучиться недолго.

Валдаев с отвращением выпил растворимого кофе — зернистый варить не хотелось. Кофе был из новой банки, которую он купил в магазине у метро. На вкус — дрянь дрянью, хоть и из дорогих.

Через силу съел пару бутербродов — с ветчиной и с сыром. Потом набрал номер, ощущая, как ухает в груди сердце. Он бросил в пространство всю энергию надежды в безмолвном призыве: «Отзовись!»

Длинные гудки. Никто не отозвался.

Он прозвонил еще три раза, чувствуя, как на-дежда тает снеговиком на сковородке. Бесполезно. Эллы дома не было.

Он выполз на улицу, сжимая «дипломат» в руке.

Рядом с остановкой он невольно убыстрил шаг, увидев знакомый бандитский синий «Форд» около азербайджанской палатки с фруктами и тех же двух мордоворотов. Тот, что поменьше, Крыс, шушукался с небритым хозяином палатки и перекладывал себе в карман засаленные мятые купюры. Второй, бычешеий, засунув руки в карманы, хмуро и настороженно оглядывался по сторонам.

Крыс положил деньги в карман. И кинул напарнику, как сплюнул:

— Пошли.

Но бычешеий, как назло, заметил Валдаева и танком пополз к нему.

— Э, братан, — прикрикнул он. — Ну что, не надумал?

— Чего не надумал? — Валдаев остановился и уставился куда-то в землю. Он читал, что лесным гориллам нельзя смотреть в глаза — это вызывает у них приступ ярости.

— Насчет хаты? Куда тебе две комнаты?

— Что? — непонимающе спросил Валдаев.

Бычешеий протянул руку и дернул журналиста за ворот куртки, от чего голова качнулась.

Валдаев с тоской огляделся, видя, как прохожие стыдливо отводят взгляды. Никто не хотел ни с кем связываться. Люди вообще не хотели ничего видеть. Это искусство жителя большого города — видеть только то, что тебя не огорчит.

— Падла, — бычешеий злобно скривился, причмокнул и маленькими злыми глазками уперся в Валдаева. — Падла ты, лысый. Сам говорил, что согласный… Мы поработали.

— Вы о чем? Когда я вам что говорил?! — возмутился Валдаев.

— Ты что, забывчивый такой? — бычешеий притянул Валдаева к себе поближе, и тот ощутил исходящий из оскаленной пасти отвратный запах гнилых зубов и перегара. — Башка дырявая, да? Так мы бошки не только пробиваем, но и конопатим.

— Ладно, оставь, — сказал Крыс. — Номер квартиры знаем. Еще свидимся…

Бычешеий оттолкнул Валдаева, так что тот едва сумел устоять на ногах, и направился к машине.

Валдаев разгладил на груди куртку. Ноги были ватные. Но после того, что было ночью, он вдруг ощутил осоловелость и равнодушие. Ему неожиданно представилось, что эти двое злодеев — вовсе не настоящие. И город этот ненастоящий. Он состоит из грязных кубов гигантских игрушечных домов, в которых живут умные заводные куклы. Они куда-то стремятся, что-то делают, в них живет пружинный завод. Иногда они ломают друг друга, отрывая головы или разрезая горла от уха до уха… А иногда они исчезают, оставив одежду, — просто улетают на какие-то свои кукольные шабаши.

Валдаев прикусил губу, пытаясь вернуться к реальности.

Тут подошел автобус, зашипел, затормозил, и куклы начали ломиться в него…

«Что-то совсем ты плох», — подумал про себя Валдаев.

Усилием воли он отогнал навязчивые идеи прочь, но знал, что теперь они прилипли надолго.

«Мужчина на грани нервного срыва», — вспомнил он название какого-то фильма. Хотя нет, фильм был — «Женщины на грани нервного срыва». Но это все равно. Срыв он и есть срыв…

— Выходите?

— Посторонись!

— Уступите место пожилой женщине!

— Ща, разбежалась, карга!