– У итальянцев есть поговорка: первое поколение рождает идею, второе развивает ее, а третьему достаются выросшие вместе с ней трудности, – объяснил Маурицио. – Понимаете, у нас с кузенами диаметрально противоположный взгляд. Как можно держать компанию с продажами на 240 миллиардов лир[32]
в рамках семейного подхода? Я уважаю традиции, но как основу, на которой можно строить, а не как коллекцию археолога, годную лишь развлекать туристов! – с жаром добавил он. – Семейная война парализовала компанию на годы, как минимум, обрубив ей потенциал развития. Я часто задаюсь вопросом: сколько брендов уже родились и добились успеха просто потому, что «Гуччи» стоит на месте? Настало время перевернуть страницу!Собравшиеся банкиры ловили каждое его слово.
– В нашей кухне слишком много поваров, – заявил Маурицио, сверкая своими голубыми глазами. – Мои двоюродные братья убеждены, что они – дар божий для мира моды. Вот только Джорджо абсолютно бесполезен: его волнует только то, как бы завоевать почетный трофей, «кубок Гуччи» на скачках в Пьяцца-ди-Сьена. Роберто вообще считает себя англичанином: у его рубашек такие жесткие воротнички, что он головы повернуть не может. Паоло – одна большая обуза, его самое важное достижение в жизни – засадить отца в тюрьму!
Вот и вся моя семья; я называю их «братья Пицца», – добавил Маурицио: это было намеком на бестолковость и провинциальность кузенов. – «Гуччи» – это «Феррари», а мы водим ее как «Чинквеченто»! – в очередной раз закончил он любимой метафорой и выразительным взмахом руки. – «Гуччи» не хватает развития и хорошего управления. Хороший партнер сможет вернуть ей былую славу. Когда-то считалось привилегией иметь сумку от Гуччи, и так непременно будет снова. Нам нужен один взгляд, одно направление, и тогда, – он сделал театральную паузу, – деньги хлынут таким потоком, какого вы еще не видели!
Инвесторы были очарованы Маурицио, хотя здравый смысл и подсказывал им, что стоит вложиться во что-нибудь другое. Их зацепили и рассуждения о потенциале «Гуччи» как бренда.
– Это было безумие, просто игра вслепую, – вспоминал Свенсон. – Не было ни сводной финансовой отчетности – точно не на том уровне, к которому привыкли мы, – ни четко определенной управленческой команды, ни каких-либо гарантий. Но когда этот парень начал рассказывать, как он видит себе будущее «Гуччи», он всех заражал своими мечтами.
Димитрука тоже вдохновил и очаровал тот нескрываемый восторг, какой испытывал Маурицио к имени Гуччи, как и нетерпение заполучить его обратно. И хотя Димитрук и Маурицио принадлежали к совершенно разным социальным слоям, они были почти ровесниками, ими двигали одни и те же амбиции. Их отношения сыграли важную роль во всем, что произошло в следующие месяцы.
– Между нами с Маурицио была удивительная «химия», – вспоминал Димитрук. – Он считал себя пастырем своего бренда, который он очень, очень серьезно настроился возродить. И он готов был признать, что чего-то не знает.
Когда Маурицио ушел, Димитрук подошел к телефону и позвонил Кирдару: тот отдыхал на своем любимом курорте на юге Франции.
– Немир, это Пол. Я только что виделся с Маурицио Гуччи. Ты же знаешь такой бренд?
На другом конце молчали. Наконец Кирдар с улыбкой ответил:
– Я смотрю себе на ноги. По-моему, на мне туфли от Гуччи.
Черные мокасины из крокодиловой кожи с золотым трензелем и по сей день остаются важной частью гардероба Кирдара.
Кирдар немедленно дал Димитруку разрешение заключить с Маурицио сделку. Он знал, что Гуччи могут стать для «Инвесткорп» входным билетом в замкнутое европейское деловое сообщество.
– Нужно было показать себя по обе стороны Атлантики, – говорил Кирдар годы спустя. – Сделать себе историю в Европе.
– Проводить сделки в Европе было гораздо сложнее, чем в Соединенных Штатах, – рассказывал исполнительный директор «Инвесткорп» Элиас Халлак, вспоминая, что деловая среда в то время была разбита на очень маленькие закрытые группы. – Было стратегически важно провести большую сделку в Европе.
Инвестиция в «Гуччи» заставила бы людей обратить на инвесторов внимание, причем по обе стороны Атлантики.
Следующим шагом было познакомить Маурицио с Немиром Кирдаром, который принял бы окончательное решение, прежде чем приступить к сделке. Кирдар любил начинать деловые встречи хорошим обедом: или в собственных обеденных залах «Инвесткорп», или в шикарных ресторанах. Он предпочитал оценивать своих новых партнеров в расслабленной обстановке, а не на сдержанных официальных встречах. Кирдар пригласил Маурицио в «Гарри Бар», роскошный закрытый клуб, известный своей высокой итальянской кухней и превосходным сервисом.
В элегантной роскоши зала «Гарри Бар» – паркет из твердых пород древесины, круглые столы, удобные ситцевые кресла и мягкий свет – двое приступили к знакомству. Кирдар увидел вдохновенного человека тридцати девяти лет с прекрасными намерениями и мечтой вдохнуть новую жизнь в семейное дело. Маурицио встретил любезного и обнадеживающего пятидесятилетнего мужчину, готового рискнуть и опробовать его план.