Дом Гуччи. Сенсационная история убийства, безумия, гламура и жадности

Американцы оказались ключевыми фигурами для будущего «Гуччи». Доун Мелло вышла далеко за рамки воскрешения давно утраченных разработок «Гуччи» и деталей ручной работы для аксессуаров высокого стиля. Она привлекла внимание главных модных журналов, способствовала переходу компании на массовую одежду и заполучила молодых дизайнеров-новаторов, которые убедили сомневающихся в том, что дизайнерская одежда – действительно прерогатива «Гуччи». Среди дизайнеров Том Форд, конечно, был звездой. Разработанные им туфли на шпильках, элегантные костюмы и модные сумки возродили былую славу и богатство «Гуччи». Помимо своего таланта, Мелло и Форд предложили «Гуччи» еще кое-что, имеющее решающее значение для успеха, – способность выдержать грядущие бури.

Глава 12. Расставание

Утром 22 января 1990 года яркое солнце согревало холодный воздух, когда скорбящие, закутавшись в меха и зимние пальто, толпились в церкви Санта-Кьяра на Виа делла Камиллуччиа в Риме, чтобы воздать последние почести Альдо Гуччи. Его смерть потрясла многих его друзей и знакомых. Будучи активным и энергичным до самого конца, Альдо выглядел намного моложе своих восьмидесяти четырех лет. Мало кто осознавал, сколько ему на самом деле, и лишь немногие знали, что он проходил курс лечения от рака простаты. С того апрельского дня в Женеве, когда его вынудили продать акции «Гуччи», еще не прошло и года.

Альдо развелся с Олвен в декабре 1984 года, спустя много лет после того, как их брак перестал быть счастливым. Хотя они уже не жили вместе, он навещал ее, когда бывал в Риме, поселяясь на вилле, которую он построил на Виа делла Камиллуччиа, и покидая ее так легко и свободно, как будто это был его собственный дом. Его просьба о разводе потрясла Олвен, которая все еще была слаба после перенесенного в 1978 году приступа тромбоза. Она пыталась отстоять свои законные права, хотя никогда не мешала Альдо делать то, что он хотел. Он же был верен своему стилю и жил, где ему нравилось и с кем ему нравилось – даже женился на Бруне в Соединенных Штатах.

Альдо спокойно провел рождественские каникулы в Риме с Бруной и их дочерью Патрицией, но заболел гриппом, который все больше обострялся. В тот четверг вечером он тихо впал в кому, а в пятницу его сердце перестало биться.

В церкви Джорджо, Роберто, Паоло и их семьи заняли места на передних скамьях возле гроба Альдо. Маурицио прилетел из Милана вместе с Андреа Моранте. Когда они вошли в церковь, Моранте остался у задней стены, деликатно решив не докучать семье в такой момент, в то время как Маурицио прошел вперед, чтобы встать с краю в одиночестве.

У противоположной стены, чуть в стороне, стояли Бруна и Патриция, не уверенные, где им надлежит находиться во время церемонии, пока Джорджо не поприветствовал их и не проводил к скамье своей семьи. Роберто сопровождал свою пожилую хрупкую мать, Олвен, и стоял рядом с ней, словно стараясь защитить. Вскоре после этого она была госпитализирована в римскую клинику из-за ухудшения здоровья. Даже после смерти неугомонный Альдо продолжил разжигать споры: он оставил свое американское поместье стоимостью около 30 миллионов долларов Бруне и Патриции. Это решение было оспорено Олвен и двумя из их трех сыновей, Паоло и Роберто, хотя позже семьи пришли к мировому соглашению.

Когда Маурицио стоял один в холодной церкви, он смотрел на свои сцепленные руки и то слушал слова священника, то погружался в собственные мысли. Он представил, как Альдо взбегает по лестнице своего офиса на Виа Кондотти, перепрыгивая через две ступеньки, направо и налево выкрикивая приказы продавцам, или собирает вокруг себя толпу в нью-йоркском магазине, подписывая рождественские подарки. Он мысленно слушал, как голос Альдо повторяет старую поговорку о семейных связях: «Моя семья – это поезд, а я – локомотив. Локомотив без поезда – ничто. Ну а поезд без локомотива не движется». Маурицио улыбнулся. Пока скорбящие вокруг него переступали с ноги на ногу и утирали глаза влажными салфетками, Маурицио расцепил руки, затем сжал и разжал кулаки, словно пытаясь согреть их.

«Теперь я должен быть и локомотивом, и поездом, – сказал он себе. – И я должен снова собрать Гуччи под одной крышей». – Он повторял свою личную мантру снова и снова: «Есть только один Гуччи, есть только один Гуччи». «Инвесткорп» сослужила ему хорошую службу, помогая положить конец семейной борьбе за власть, но сейчас пришло время сделать то, о чем он так долго мечтал, – объединить две половины компании. Он знал, что Альдо, несмотря на их разногласия, хотел бы этого. Только он, Маурицио, мог обеспечить преемственность в «Гуччи» – он был связующим звеном между прошлым и будущим. В декабре Маурицио сказал Немиру Кирдару, что хочет выкупить оставшиеся 50 процентов акций «Гуччи» у «Инвесткорп», и Кирдар согласился. Маурицио хотел провести реструктуризацию сам – он надеялся осуществить свою мечту без вмешательства партнеров.