Дом и корабль

- Хотим утилизировать эту двуспальную технику. Тут, если класть не вдоль, а поперек, укладывается восемь человеко-единиц.

- Черт его знает, - сказал Митя. - Удобно ли…

- Удобно, - сказала подошедшая Кречетова. - Можете также получить ключи от книжных шкафов. Книги существуют для того, чтобы их читали. Валентина вернется не скоро, ну а после Победы мы как-нибудь сочтемся. Что их так разбирает?

Из будущего краснофлотского кубрика доносились взрывы хохота. Вернувшись туда, Туровцев застал оживленный диспут. Решалась судьба бронзовых изделий. Туляков и доктор стояли на крайних позициях. Туляков, выдвигая доводы эстетические, просил фигуры оставить; доктор, напирая на соображения уставные и гигиенические, требовал их убрать. Были и промежуточные точки зрения; Куроптев предлагал нимфу, как особу соблазнительную, изъять, а воина в латах, как скульптуру актуальную и мобилизующую, сохранить. Савин, посмеиваясь, утверждал, что нимф с факелами не бывает, это Свобода, ее надо оставить, воина же, как несомненного тевтона и пса-рыцаря, убрать под замок. Митя сразу понял, что спорящие не так уж заинтересованы в выводах, им доставлял удовольствие самый процесс.

- Смотрите, у них весело, - сказала Кречетова.

- А что нам, сироткам, делать, как не веселиться?

- Эх, кабы всем по миске горохового супчику, да чтоб в ней свиная шкурка плавала, у нас бы еще не такое веселье было.

- Хо-хо! Туляков, что так скупо просишь? Бога боишься прогневить?

- Мечтай уж на всю катушку - по отбивной с гарниром!

- Отбивную я даже мыслью не достигаю, а горох-пюре понимать еще не разучился.

- Бросьте, ребята…

- Почему такое?

- Нашли когда - при гражданском населении. Им еще хуже приходится…

Гражданское население в лице Юлии Антоновны возмутилось:

- Скажите на милость, какие нежности…

Минут за десять до отбоя боцман нашел Туровцева в центральном посту и доложил: полный порядок, постели привезли на салазках, завтра будет составлено коечное расписание, а сегодня переспят абы как, так что товарищу лейтенанту сейчас ходить туда незачем, а вот завтра утречком…

- Нет, боцман, я все-таки пойду взгляну. Знаете, свой глаз - алмаз.

- Как желаете, товарищ лейтенант, - сказал Халецкий с обидой в голосе. - Разрешите идти?

- Нет, подождите. Пойдем вместе.

Во втором отсеке и не думали готовиться ко сну. Командиры самозабвенно «забивали козла», играл даже Горбунов, презиравший все игры, кроме шахмат и бильярда. Он улыбнулся Мите:

- Ну как?

- Порядок.

- Проверили?

- Вот иду.

- Тогда не спешите говорить «порядок». Где мы ночуем?

- Кто «мы»? - переспросил Митя, чтоб выиграть время.

- Мы все. Механик, минер, доктор…

- Одну ночь можно переночевать с командой.

- Согласен. А места есть?

- Выясню.

- Сделайте одолжение. Три плацкартных. Мы с вами, как не обеспечившие переезда, померзнем эту ночь на лодке…

Поднявшись в «первую», Туровцев сразу обнаружил непорядки. В плите пылал огонь, по всей кухне развешаны мокрые тельняшки, а на скамейке, опустив босые ступни в окоренок с горячей водой, со счастливыми и смущенными лицами сидели Туляков и Савин. В кубрике никто и не думал ложиться. У раскаленной докрасна печки собралась почти вся команда, кто в трусах и тельняшках, а кто и в одних плавках. При появлении штурмана подводники зашевелились, по их напряженным и хитро улыбающимся лицам Туровцев сразу почуял заговор. Прежде чем присесть к огню, он осмотрелся: на одной из коек валялась чья-то шинель, ее немедленно убрали. Митя заметил также, что почти все сидящие у огня как-то странно двигают челюстями: не то жуют, не то облизываются.

Туровцев подошел к печке, погрел озябшие руки. Спросил:

- Ну, как устроились?

Несколько голосов с наигранной бодростью отвечают: «Хорошо, очень хорошо, товарищ лейтенант, замечательно…»

Невидимая рука подставляет товарищу лейтенанту низенькую табуретку. Он садится перед раскаленной дверцей.

- Что ж не ложитесь? Время.

Смущенные улыбки, перешептывание.

- С непривычки, на новом месте не спится.

- Так, греемся, байки разные слушаем…

Митя вновь оглядывает лица. Вот Филаретов, Граница, Фалеев, Куроптев, Олешкевич, Абдуллаев… Почему-то у всех губы лоснятся от жира.

За спиной Мити опять шушукание, и из темноты возникают черные усики и ослепительная улыбка рулевого Джулая. В руках у Джулая матросский нож, а на кончике ножа - кубик чудесного серого вещества, пахнущий огнем, солью и кровью.

- Извините, только хлеба ни грамма нет, товарищ лейтенант.

Туровцев берет кубик в руки: кусочек свиного сала, круто присоленный, с налипшим сором - видно, побывал в вещевом мешке.

- Откуда?

Смущенные улыбки. Боцман говорит успокаивающе:

- Да вы кушайте, товарищ лейтенант.

И лейтенант откусывает. Сало жесткое, грубоволокнистое, на зубах хрустит крупная соль. Все равно - это жизнь. И даже лучше, что не тает во рту, - зубам хочется грызть, перемалывать. Проглотив свой кусок, Митя хочет вернуться к вопросу о происхождении сала, но не тут-то было. Не успевает он раскрыть рот, как торпедист Филаретов почтительнейше просит рассудить спор. Просьба лестная, и сало забыто.

- Так в чем дело, Филаретов?