Дом и мир

— В «Гите», — продолжал он, — всемогущий Кришна говорит, что убить душу не может никто. Что такое убийство? Пустое слово. Тоже можно сказать и про кражу денег. Кому принадлежат они? Их никто не создает, никто не берет с собой, уходя из жизни; они не составляют частицы ничьей души. Сегодня они мои, завтра моих детей, а еще через некоторое время ростовщика. А раз деньги в действительности никому не принадлежат, можно ли порицать патриотов за то, что они берут их себе и используют для служения родине, вместо того чтобы оставлять в руках какого-нибудь ничтожества?

Ужас охватывает меня, когда я слышу слова Шондипа из уст этого юноши. Пусть заклинатели змей играют на флейтах, — если змея ужалит их, то ведь они шли на это с открытыми глазами. Но эти мальчики — они так юны, так невинны, что каждому невольно хочется уберечь их. Не подозревая об опасности, они беззаботно протягивают руки к смертоносному жалу змеи, и, только видя это, начинаешь понимать, какую страшную угрозу представляет собой эта змея. Шондип прав в своих догадках — он понял, что хоть я сама и готова погибнуть от его руки, Омулло я хочу отнять у него и спасти.

— Итак, деньги нужны вашим патриотам для служения родине? — спросила я с улыбкой.

— Конечно, — ответил Омулло, гордо подняв голову. — Они ведь наши властелины, а бедность умаляет царственную силу. Знаете, мы разрешаем Шондипу-бабу ездить только в первом классе. И он никогда не отказывается от почестей, которые ему воздаются, он знает, что это нужно не для него самого, а для прославления всех нас. Шондип- бабу говорит: «Блеск и роскошь, окружающие тех, кто правит миром, гипнотизируют людей и дают в руки правителей очень сильное оружие. Принять обет нищеты означает для них не только согласие на лишения — это равносильно самоубийству».

В это время в комнату неслышно вошел Шондип. Я торопливо прикрыла шалью шкатулку с драгоценностями.

— Таинственный разговор с Омулло еще не кончен? — спросил Шондип ядовито.

— Мы кончили, — пробормотал смущенный Омулло. — Да ничего особенного и не было.

— Нет, Омулло, — возразила я, — наш разговор еще не кончен.

— Это означает, что Шондипу снова нужно удалиться? — спросил Шондип.

— Пожалуйста, — подтвердила я.

— Но впоследствии Шондипу разрешат вернуться?

— Не сегодня, у меня не будет больше времени.

Глаза Шондипа засверкали.

— Понимаю, — воскликнул он, — у вас есть время только на деловые разговоры, ни на что больше!

Ревность! Может ли слабая женщина не торжествовать победу, когда проявляет слабость сильный мужчина? Я твердо повторила:

— У меня правда нет времени.

Шондип помрачнел, нахмурился и вышел. Расстроенный Омулло заметил:

— Царица-диди, Шондип-бабу очень рассердился.

— У него нет ни права, ни основания сердиться, — ответила я с сердцем. — Я хочу сказать тебе еще одну только вещь, Омулло. Ни за что на свете ты не должен говорить Шондипу-бабу о продаже моих украшений.

— Хорошо, я не скажу.

— В таком случае не задерживайся больше, поезжай сегодня ночным поездом.

Я вышла вместе с Омулло из комнаты. На веранде стоял Шондип. Я поняла: он подстерегает Омулло. Нужно было отвлечь его.

— Шондип-бабу, что вы хотели мне сказать? — спросила я.

— О, так, ничего особенного — пустяки... Раз вы заняты...

— Несколько минут у меня найдется.

Тем временем Омулло ушел. Войдя в комнату, Шондип сразу же спросил меня:

— Что это за шкатулку нес Омулло?

Ага, значит ничто не укрылось от его зорких глаз!

— Если бы я могла сказать вам, что это за шкатулка, то передала бы ее Омулло при вас, — ответила я сухо.

— А вы думаете, Омулло мне не скажет?

— Нет, не скажет.

Шондип больше не мог скрывать своего гнева.

— Вы рассчитываете взять надо мною верх? Не получится! — крикнул он. — Омулло! Да он сочтет за счастье умереть у меня под ногами! А вы собираетесь подчинить его себе. Не бывать тому, пока я жив!

О слабость, слабость! Шондип наконец понял, что он слабее меня. Этим-то и объясняется яростная вспышка его гнева. Он понял: его сила ничто перед моей волей, достаточно одного моего взгляда, чтобы рухнули стены самых прочных его бастионов. Этим объясняется его бахвальство и пустые угрозы.

Я ничего не ответила и презрительно улыбнулась. Наконец-то я оказалась выше его. Во что бы то ни стало я должна сохранить за собой эту выгодную позицию и но спускаться больше вниз Пусть хотя бы эта капля собственного достоинства сохранится в потоке унижения, захлестнувшем меня.

— Я знаю, — помолчав, сказал Шондип, — это была шкатулка с вашими драгоценностями.

— Вы можете думать что хотите, я ничего не скажу.

— Значит, вы доверяете Омулло больше, чем мне? А знаете ли вы, что этот мальчишка всего лишь тень моей тени, эхо моего эха? Что без меня — он ничто, пустое место?

— Когда он перестает быть вашим эхом — он становится просто Омулло, и тогда я доверяю ему больше, чем вашему эху.

— Не забывайте, что вы обещали отдать все свои украшения мне, чтобы положить их к ногам пашей Матери-Родины! В сущности, вы уже принесли их в дар.