Дом и мир

С детских лет я наблюдаю, как жонглирует идеями Шондип. Поиски истины не интересуют его нисколько, зато ему доставляет немалое удовольствие потешаться над ней. Появись он на свет в дебрях Центральной Африки, он с пеной у рта доказывал бы, выдвигая в защиту своего мнения множество всяких доводов, что людоедство — идеальный способ общения между людьми. Но те, которые любят вводить в заблуждение других, в конце концов сами становятся жертвами заблуждения. Я совершенно убежден, что, проповедуя очередную ложь, он каждый раз искренне верит, что открыл истину, даже если она откровенно противоречит его прежним измышлениям. Но я не собираюсь помогать ему строить в нашей стране винокурню, где варилось бы зелье, именуемое иллюзией. Молодые люди, готовые посвятить себя служению родине, не должны приучаться к пьянящим напиткам. Люди, которые считают необходимым прибегать к возбуждающим средствам, чтобы заставить других работать в полную меру своих сил, обычно гораздо больше ценят самое работу, чем тех, кого они заставляют глотать Эти средства. Если я не смогу спасти страну от этого безумия, то фимиам, который курят Матери-Родине, превратится в ядовитый угар, а патриотическое служение родине станет тем смертоносным оружием, которое вонзится в ее грудь.

Я вынужден был сказать Шондипу в присутствии Бимолы, что он должен покинуть наш дом. Возможно, и Бимола и Шондип неправильно истолкуют мой поступок, но страх быть неверно понятым больше не мучит меня. И если даже Бимола не поймет меня — пусть будет так!

Проповедники-мусульмане из Дакки все прибывают, В моих владениях мусульмане питали почти такое же отвращение к закланию коров, как индусы. Теперь же донесения об убийствах этих животных поступают со всех сторон. Первыми — и с явным неодобрением — сообщили мне об этом мои арендаторы-мусульмане. Я сразу же понял, что впереди нас ждет немало трудностей. Дело в том, что в основе всего этого лежит искусственно разжигаемый фанатизм, однако, пытаясь пресечь такого рода выходки, можно вызвать взрыв уже настоящего фанатизма, со стороны наших противников это довольно тонкий ход,

Я призвал к себе нескольких наиболее влиятельных арендаторов-индусов и попытался объяснить им положение.

— Мы можем быть непоколебимы в своей вере, — сказал я, — но это отнюдь не означает, что мы имеем право вмешиваться в религиозные убеждения других. Ведь, несмотря на то, что большинство нас вишнуиты, мы не мешаем шактистам приносить в жертву животных. Тут ничего не поделаешь. Пусть и мусульмане поступают так, как им нравится. Поэтому постарайтесь, пожалуйста, избегать всяких осложнений и беспорядков.

— Но ведь сколько времени уже, махарадж, — возразили они, — не знали мы подобных бедствий.

— Мусульмане сдерживались, и все было спокойно. Нам надо вести себя так, чтобы отношения опять могли наладиться. Это будет невозможно, если между вами произойдут столкновения.

— Нет, махарадж, — настаивали они, — прежнего так легко не вернешь. Они не успокоятся, пока вы не употребите власть.

— Если применить силу, — ответил я, — то очень скоро от заклания коров они перейдут к убийствам людей.

Среди моих арендаторов был один, знающий английский язык. Он умел щегольнуть модным выражением.

— Дело тут не только в предрассудках, — сказал он. — Наша страна земледельческая, корова здесь...

— Буйволицы тоже дают нам молоко, и на них же пашут, — прервал я его. — Поэтому пока мы сами, вымазанные кровью буйвола, с его отсеченной головой па плечах, пляшем в экстазе на папертях своих храмов, нам незачем ссориться с мусульманами из-за религиозных убеждений. Это только посмешит богов и приведет к еще большей нетерпимости. Раз нельзя убивать коров, а буйволов можно, то тут дело не в религии, а в слепых предрассудках.

Знающий английский язык продолжал:

— Но разве вы не видите, что кроется за всем этим? Ведь, нарушая закон, мусульмане убеждены, что им не грозит наказание. Разве вы не слышали, что произошло в Панчуре?

— Отчего оказалось возможным, — сказал я, — с такой легкостью натравить мусульман на нас? Не сами ли мы своей нетерпимостью подготовили для этого почву? А теперь всевышний решил наказать нас за это и обрушить на наши же головы содеянные нами грехи.

— Хорошо же, раз так, пусть они обрушиваются на нас, — ответил мой собеседник. — Но это им даром не пройдет, нам удалось поколебать основу их былого могущества — твердую веру в непогрешимость собственных законов. Некогда они творили правый суд, а теперь сами ведут себя, как разбойники. Может быть, история и не отметит этого, но мы это запомним навеки.

Мое имя приобретает известность, благодаря пасквилям, которые перепечатываются всеми газетами. Говорят, что в поместье Чоккроборти на погребальном костре у реки на днях было торжественно сожжено мое чучело. Готовятся и другие выпады.

Дело в том, что мои противники решили сообща открыть текстильную фабрику и пришли ко мне с предложением принять участие в этом деле.