Дом Иова. Пьесы для чтения

Розенберг: Молчу… (Сердито). А чтобы меня не заподозрили случайно в государственной измене, с этой минуты я буду говорить только про погоду… Или про этот чертов призрак, о котором вы болтаете уже два часа!.. (Выходя из-за стола и подходя к стойке бара). Давай-ка, налей мне, Брут чего-нибудь покрепче… Двойную, нет, тройную, четверную, пятерную… Ну, что ты ждешь? Наливай, если не хочешь, чтобы я рассказал всем присутствующим, как ты упал в седьмом классе с дерева, когда полез подглядывать за учительским туалетом.

Брут молча наливает. Быстро выпив, Розенберг, раскинув руки, исполняет нечто среднее между чечеткой и цыганочкой. Прихлопывая и притопывая, он лихо проходит вокруг сцены, задержавшись на несколько мгновений возле стола Следователя, кружит подхваченный стул, затем возвращается к своему столу и, тяжело дыша, опускается на стул.

Николсен: Браво, господин Розенберг!.. Боюсь, что против такого серьезного аргумента не устоит никто. (Пастору). А кстати, об аргументах… Господин пастор. Растолкуйте мне, ради Бога, как следует понимать, что вас называют то святым отцом, то господином пастором, то снова вашим преподобием?.. Что за путаница, ей-богу?

Пастор: Никакой путаницы, сын мой… Все дело в том, что мне приходится одновременно окормлять здесь сразу две конфессии. Святую Римско-Католическую церковь – с одной стороны, и Святую лютеранскую церковь – с другой. Вот почему по четным числам я католик и верный сын Святого престола, а по нечетным – протестант и опять-таки верный сын, но уже местной реформаторской общины, о чем вам чистосердечно могут засвидетельствовать все прихожане.

Николсен: Невероятно. (Оглянувшись, шепотом). Вы это серьезно?.. Но что говорит по этому поводу канон?

Пастор (тоже шепотом): Я отвечу вам так, сын мой. Когда мы будем умирать, то самое последнее, о чем мы вспомним, будет канон.

Николсен: Прекрасно… Но тогда скажите мне, что говорит по этому поводу ваше собственное сердце?

Пастор: Только то, что, невзирая на все заблуждения своих последователей, Христос не был ни католиком, ни протестантом, ни православным.

Николсен: Браво, господин пастор!.. (Негромко аплодирует). Вы великий человек, и я собираюсь немедленно выпить за ваше здоровье.

Пастор: Удивительно, но почему-то мне тоже пришла в голову эта самая мысль … Давайте спросим господина Брута, что он думает по этому поводу?.. Господин Брут…

Подвинув два стаканчика, Брут молча наливает.

Николсен: Похоже, вы тоже великий человек, господин Брут.

Брут (мрачно). В последнее время мне так почему-то не кажется.

Пастор: Тогда во славу Божью! (Пьет).

На пороге бильярдной появляется Бандерес, и вслед за ним – Осип.

Эпизод 16

Бандерес (громко): Партия!

Пастор (поперхнувшись): Пресвятая Дева Мария! Так можно напугать человека до смерти!.. (Повернувшись). Бандерес!

Бандерес: Простите, ваше преподобие! (Сняв шляпу и склонившись, подходит к Пастору под благословение).

Пастор (благословляя Бандереса): Ну, разве можно так орать?.. Ревешь, как иерихонская труба.

Бандерес: Виноват.

Осип (возвращаясь к своим картам): Это он от радости, что выиграл у меня две партии.

Бандерес: Это я от радости, святой отец… Может, хотите сыграть?.. Я дам вам фору.