Дом Иова. Пьесы для чтения

Розенберг: Теперь как раз тот колдовской час ночи… Когда гроба зияют и заразой… Ад дышит в мир; сейчас я жаркой крови… Испить бы мог и совершить такое… Что день бы дрогнул… У тебя такое лицо, Вербицкий, как будто ты сейчас? (Рвет ворот рубашки). Чертовы вирши… Я просто чувствую, что если я их сейчас не выпущу, то они меня просто придушат… (Читает, подходя то к Бруту, то к Вербицкому, то к следователю). Как все кругом меня изобличает… И вялую мою торопит месть!.. Что человек, когда он занят только сном и едой? Животное, не больше… Тот, кто нас создал с мыслью столь обширной… Глядящей и вперед, и вспять, вложил в нас… Не для того богоподобный разум… Чтоб праздно плесневел он. То ли это… Забвенье скотское, иль жалкий навык… Раздумывать чрезмерно об исходе… Мысль, где на долю мудрости всегда… Три доли трусости, – я сам не знаю… Зачем живу, твердя: "Так надо сделать". Раз есть причина, воля, мощь и средства… Чтоб это сделать… (Негромко). А?.. Чтоб это сделать… Чтоб сделать – это…

Брут: Что сделать?

Розенберг (опускаясь на стул, глухо): Не знаю… Это.

Вербицкий: Тогда заткнись. (Терезе) Простите, мадемуазель.

Тереза: Ничего, я уже привыкла. (Розенбергу). Браво, господин Розенберг. (Проходит по сцене, затем подходит к столику, за которым сидит Осип). И как наши успехи?

Осип: Как видишь, не жалуемся.

Тереза: Значит, мир?

Осип: Мир.

Тереза: Вот и прекрасно… А что говорят карты?

Осип: Что жизнь продолжается.

Тереза: А еще?

Осип: Что некоторые люди смертны.

Тереза: Только некоторые?.. А как же остальные?

Осип: Про остальных им почему-то ничего не известно.

Тереза: А тебе?

Осип: И мне.

Тереза (оборачиваясь на звук дверного колокольчика): Кто это еще?

Эпизод 29

Дверь на улицу быстро распахивается и на пороге возникает фигура Пастора. Какое-то время, он стоит, прислонившись к дверному косяку, держась за сердце рукой и тяжело дыша. Небольшая пауза.

Брут (выходя из-за стойки): Я ведь вас предупреждал, святой отец…

Пастор (задыхаясь): Пожарная часть горит… Уже каланча занялась!.. Полыхает, как свечка…

Брут: Не может быть! (Бросается к окну).

Вслед за Брутом к окну бросаются остальные присутствующие.

Смотри-ка. И правда что-то горит…

Розенберг: Только этого нам не хватало.

Брут: Ну, Вербицкий…

Вербицкий: А при чем здесь, интересно, Вербицкий?

Пастор: Поспешите, дети мои. Может быть, там требуется ваша помощь…

Брут: Сейчас, сейчас, сейчас, святой отец… Дайте только собраться с мыслями… (Звеня ключами, возвращается за стойку бара).

Розенберг: А ведь это, господа, последний архитектурный шедевр Джона Пакста… Ну, надо же!.. (Вербицкому). Ты идешь?

Вербицкий: Сейчас.

Пастор: Ох, сердце… Побегу, ударю в колокол… (Убегает).

Николсен: Идемте? (Терезе, протягивая руку). Мадемуазель?

Тереза: (Осипу). Ты идешь?

Осип: Конечно.

Тереза: А ты, папа?

Брут: Минутку. (Звеня ключами, пытается закрыть денежный ящик). Чертов замок!

Осип (заглянув в бильярдную). Слышишь, Бандерес?.. Каланча горит. Пошли, посмотрим.

Следователь (складывая в папку бумаги): Если можно, подождите меня тоже.

Тереза: Папа, ты идешь?

Брут: Идите, я сейчас.

Тереза: Господин следователь. Догоняйте. (Уходит под руку с Николсеном и Осипом).

Брут (борясь с ключами): Чертов замок!..

Бандерес (появляясь на пороге бильярдной): Ну что тут у вас?

Розенберг: Пожарная часть горит… Вон, Вербицкий накаркал… Ну что, идем, наконец?