Дом Иова. Пьесы для чтения

Пастор: Не я, сын мой, не я… Я ведь только труба Господня, через которую Небеса трубят, чтобы вы вовремя услышали об опасности… Но вы не слышите.

Брут (появляясь на верхней площадке винтовой лестнице): Вы опять так орали, святой отец, что, я думаю, было слышно даже в преисподней!

Розенберг: Это не он, Брут.

Брут (спускаясь): А кто?

Розенберг: Труба Господня.

Брут: Нам только трубы еще недоставало.

Пастор: Вы можете не беспокоиться, сын мой, потому что я, наконец, ухожу… (Какое-то время медлит, переводя взгляд с одного присутствующего на другого, негромко). Прощайте, господа. (Идет к двери).

Брут: Минуточку, святой отец… (Подойдя, стаскивает с плеч Пастора простыню). Надеюсь, она вам больше не понадобится… (Понизив голос). И не забудьте, что в следующий раз я уже не промахнусь…

Пастор: Конечно, сын мой. Если будет на то воля Божья. (Уходит).

Звенит колокольчик закрывшейся за Пастором двери.

Брут (сквозь зубы): Скотина. (Повернувшись, возвращается за стойку бара).

Эпизод 27

Розенберг: Ушел?

Брут: Как видишь. (Швыряет простыню за стойку, негромко, сквозь зубы). Скотина…

Николсен: Жаль, господин Брут, вы не слышали, как господин пастор рассказал нам про хохочущие Небеса.

Брут (поставив на стойку огромный стакан): А вы больше слушайте все эти глупости, господин корреспондент. (Наливая себе полный стакан виски). Если бы вы жили здесь, то слушали бы этот бред не реже одного раза в неделю, как слушаем его мы. (Медленно пьет, вызывая восхищение Николсена).

Небольшая пауза.

Николсен: О-о…

Вербицкий (укоризненно): Брут!..

Брут (ставя на стойку пустой стакан): Плевать.

Вербицкий: Скажи это своей печени.

Николсен: Да вы просто герой, господин Брут!

Брут: Глупости, господин корреспондент… По-вашему, если человек выпивает полпинты виски, чтобы поправить свое настроение, то он уже герой?.. А я думаю, что герой – это тот, кто плевать хотел на все эти выдумки про призраков и про хохочущие Небеса, потому что он хорошо знает, что надо доверять не церковным крысам, а своим собственным глазам, которые видят все так, как есть, в чем, черт возьми, можно легко убедиться, стоит только открыть их и посмотреть вокруг… (Выходя из-за стойки). А разве нет? (Показывая пальцем). Вон, Розенберг. А вон Гонзалес. Вон море. А там – бильярдная, белые шары и зеленое сукно… Все просто, все понятно, все достоверно. Чтобы быть героем, надо только научиться говорит «нет» своим собственным фантазиям, чтобы самому случайно не поверить в какую-нибудь глупость, вроде того, например, что Иерусалим самый красивый город в мире…

Розенберг (не отрываясь от шахматной доски): Кто это тебе сказал?

Брут: Зибельман, когда мы прощались… Старый козел расписывал этот Иерусалим так, словно построил его собственными руками. А откуда мне знать, есть ли он действительно или все это одни только выдумки, и никакого Иерусалима на самом деле нет, и никогда не было?.. Тем более что я могу спросить – зачем мне вообще забивать себе голову этим Иерусалимом, если до него не добраться даже в самом глубоком сне?.. Зачем он мне, если независимо от того, есть он или нет, я все равно буду каждый день смотреть не на него, а на это море и на этот булыжник, который положен почти триста лет назад и сомневаться в котором у меня, слава Богу, нет никаких оснований?..

С улицы вновь раздается вой собаки.

(Злобно). Грязная тварь!.. Бутылку первоклассного коньяка тому, кто утопит эту чертову шавку!

Розенберг: Оставь, собачку в покое, Брут. Она воет, потому что ей одиноко.

Брут: Так пойди и составь ей компанию!

Николсен (негромко, Бруту): Вы это серьезно?.. Насчет коньяка?

Следователь (поднимаясь из-за своего стола, решительно): Знаете что, господин Брут?.. Налейте-ка мне, пожалуйста, тоже чего-нибудь согревающего.

Брут возвращается за стойку.

Розенберг: И мне тоже.

Николсен: С вашего позволения и мне, господин Брут.

Брут наливает.

Вербицкий (оторвавшись от газеты): Между прочим, в Японии одна женщина родила четверых близнецов… Четыре близнеца – и все японцы. Представляю, какой шум они подняли… (Бруту). Налей-ка мне тоже чего-нибудь покрепче.

Брут: Вы что, сговорились? (Наливает).