Дом Иова. Пьесы для чтения

Вербицкий: Любопытно, что в прошлом году умер доктор, а теперь вот пастор. Мне кажется, в этом есть какая-то закономерность. Один лечил тело, а другой души, а померли оба безо всякой разницы, что один, что другой. Не дай Бог, конечно, если еще помрет госпожа бургомистр, так мы вообще останемся без начальства. Есть еще, конечно, полицмейстер и начальник пожарной части, но полицмейстер третий год разбит параличом, а начальник пожарной части объявил себя стихийным мистиком и с утра до вечера читает Сведенборга, не думая о том, что если из-за его халатности вдруг сгорит пожарная часть, то мы лишимся последней городской достопримечательности, потому что во всех путеводителях сказано, что нашу пожарную часть вместе с каланчей проектировал сам Джон Пакстон.

Розенберг: Вербицкий…

Вербицкий: Что?

Розенберг: Заткнись.

Вербицкий: Тебе что ли, легче будет, если я буду молчать?.. Ну, пожалуйста. Молчу.

Осип (негромко); Взял.

Бандерес (негромко): Пас.

Осип: Перебор.

В помещении раздается тихий стон.

Вербицкий: Что это? (Оглядываясь). Это опять ты, Розенберг?

Розенберг: Кто-то, кажется, обещал молчать.

Вербицкий: Ты что, не слышишь?.. Кто-то стонет.

Николсен: Кажется, я тоже слышал.

Стон повторяется.

Вербицкий: Господи, да это же пастор!.. (Вскочив со стула). Он жив!

Розенберг: Господин следователь сказал, что нет.

Следователь: Ну-ка, ну-ка… (Подойдя к лежащему). Господин пастор… Вы меня слышите?

Пастор негромко стонет.

Вербицкий: Слышите? Он жив!

Следователь: Господин пастор!..

Пастор стонет

(Стягивая с лица Пастора простыню). Похоже, что в самом деле…

Николсен: Вот это номер!

Брут (слабо): Не может быть… (Поднявшись со стула, подходит к лежащему.) Дай мне стул, Розенберг…

Розенберг быстро подвигает Бруту стул. Тот почти падает на него. Пастор стонет.

Следователь: Дайте-ка, я проверю пульс.

Бандерес (продолжая играть): Ничего себе пистон… Выходит, ты промазал, Брут?

Брут (слабым голосом): Уйди к черту, идиот…

Бандерес: С такого расстояния не попадет только слепой.

Вербицкий: Бандерес!.. Попридержи, пожалуйста, свой язык.

Бандерес: А что я такое сказал? (Осипу). Ты видел?.. Промазать с такого расстояния…

Осип: Бывает. (Швыряя на стол карту). Пас.

Теперь до конца 27 эпизода, Бандерес и Осип будут играть в карты, негромко перебрасываясь карточными терминами "пас", "принял", "перебор", "пропустил" и прочее.

Следователь: Пульс вполне сносный.

Розенберг: А вы что нам говорили пять минут назад?

Следователь: Я не доктор, господин Розенберг. (Понизив голос). Скажите лучше спасибо, что он вообще жив, этот ваш пастор, который зачем-то разгуливает по ночам, завернувшись в простыню! (Пастору). Как вы себя чувствуете, святой отец?.. (Зовет). Господин пастор… (Неумело машет перед лицом лежащего рукой).

Пастор (хрипло): Где я?

Розенберг (в полголоса): Можно смело поручиться, что не в Раю.

Вербицкий: Розенберг!.. (Пастору). Вы снова с нами, святой отец. В кругу друзей…

Розенберг (вполголоса): Чертов лицемер.

Неожиданно громко всхлипнув, Брут плачет, вытирая слезы рукой.

Розенберг: Что это с тобой, Брутик?.. Слава Богу, все позади, никто не умер, все живы… Ну, перестань, перестань…

Брут: Сейчас пройдет… (Плачет).

Николсен: Это он от радости. Такое случается.

Пастор: Кто это плачет?

Розенберг: Это наш Брутик плачет.

Пастор: Брутик? (Протягивая руку). Помогите мне сесть.

Вербицкий и Следователь помогают Пастору подняться и сесть на пол.

(Медленно стягивая с себя простыню). Все так и плывет… Не могу утверждать с уверенностью, но кажется, мне привиделась молния Господня, которая ударила меня в грудь… Что это было?

Розенберг: Ничего особенного, святой отец. Просто нашему Брутику вздумалось открыть охоту на служителей культа, и тут вы ему как раз и попались под горячую руку… Бах! Прямо из револьвера.

Вербицкий: Розенберг!

Пастор: Выходит, это была не молния Господня?

Розенберг: Ну, это с какой стороны посмотреть.

Пастор: Но зачем? Зачем?