Дом из пепла и стекла

Он издевается над тобой, но ты можешь с этим справиться. Ты сможешь отплатить ему в десятикратном размере, когда получишь контроль над наследством и выгонишь его, так что просто сделай это.

Мой внутренний голос прав.

Я наклоняюсь и шепчу, на этот раз более соблазнительно, в моём тоне звучит настоящая мольба, когда я произношу «Пожалуйста, Нико». Для пущего драматизма, и потому, что в один безумный момент мне хочется поиздеваться над ним так же, как он надо мной, я добавляю в конце его имени крошечный, прерывистый всхлип.

Ухмылка медленно сползает с его лица, пока я произношу слова медленно, тихо и сокрушённо. Я сломлена и не могу больше этого скрывать. Вместо того чтобы пытаться, я превращаю это в оружие, чтобы получить желаемое.

Он смотрит на меня, его лицо словно гранитное. Он собирается сказать «нет». Не в силах справиться с адом, в который превращается этот день, и с дождём, бьющим в лицо, я выпрямляюсь и готовлюсь идти в дом, чтобы вызвать такси.

— Залезай, — голос у него хрипловатый, будто после бурной ночи.

Я не жду, пока меня попросят дважды. Я бегу вокруг машины и сажусь в неё. Моя куртка насквозь промокла, поэтому я снимаю её и кладу на заднее сиденье. Я замечаю, что эта машина безумно роскошна. Сиденья обшиты коричневой кожей, на подголовниках выбита та же эмблема, что и на решётке радиатора. Моя мокрая куртка — это акт вандализма по отношению к этой роскоши.

— Нужно ли мне что-то сделать с моей курткой? — спрашиваю я, извиваясь на сиденье и доставая ремень безопасности. — Мне положить её на пол?

— Сиденья кожаные, так что всё в порядке, — Нико окидывает меня оценивающим взглядом. — Ты выглядишь по-другому. Это не похоже на наряд для шопинга.

Мне жарко и неприятно. Это невыносимо — быть запертой в этом маленьком пространстве с этим большим, харизматичным мудаком. Я приостанавливаюсь, ремень безопасности наполовину застёгнут, и отпускаю его, выпутываясь из пиджака. Я кладу его на другую сторону заднего сиденья, подальше от своего промокшего плаща.

Взгляд Нико не отрывается от меня и с наглой медленностью блуждает по моей груди, обтянутой шёлком. Мне хочется скрестить руки, но вместо этого я пристёгиваю ремень безопасности. Слишком поздно я понимаю, что это только подчёркивает мою грудь. Она не маленькая. Но и не огромная, а, по-моему, средняя, как и вся я, но чаще всего я стараюсь скрывать свою фигуру. Мешковатая одежда, спортивные топы, которые сплющивают, а не подтягивают. Сегодня я надела настоящий бюстгальтер, потому что этого требовала шёлковая рубашка, и теперь пики и долины моих изгибов подчёркнуты ремнём безопасности.

Чёртовы штуки, явно созданные мужчинами для мужчин. При разработке ремней безопасности никто не учитывал женское тело.

Я ослабляю ремень безопасности, затем передвигаю его, но это мало что меняет. Нико прочищает горло, и я дёргаю головой в его сторону, понимая, что он всё ещё наблюдает за тем, как я извиваюсь и суечусь, пытаясь поудобнее устроиться под ремнём безопасности. Только лицо у него теперь ещё более мрачное. Неужели я его раздражаю?

— Ты прячешься, не так ли? — говорит он, поворачиваясь, наконец, лицом вперёд.

Он расслабляется на сиденье и набирает обороты, а когда переключает передачу с парковки на движение, то делает это плавно.

— Большинство женщин, у которых есть то, что есть у тебя, стали бы это демонстрировать.

— Правда? Возможно, твоё представление о большинстве женщин весьма ограничено. Нас сотни тысяч, мы существуем, и нас не волнует, что думают или хотят мужчины, и мы одеваемся для комфорта, а не для того, чтобы привлечь мужской взгляд.

Он фыркает.

— Мужской взгляд? Что это за хрень?

— То, что ты и твои головорезы делаете каждый раз, когда в комнату входит женщина. Смотрите на неё, оцениваете её.

Он пожимает плечами, сворачивая на длинную дорогу, ведущую к пустующей сторожке у въезда на территорию. Раньше в однокомнатном доме жил привратник. Сейчас это разрушающийся реликт.

— Как будто вы, женщины, не делаете то же самое.

— Мы — нет, — огрызаюсь я.

— Значит, ты меня не заметила? — Его ухмылка вызывающая и дерзкая, но в то же время игривая. Он снова в своём обычном режиме дразнящего засранца, и я чувствую облегчение.

Его мрачный момент казался опасным.

— Боже мой, какой же ты упрямый? — я оставляю всё так, как это обычно бывает между нами. Сплошная злость, насмешки и шутки со злым умыслом. — К твоему сведению, замечать кого-то — это естественно. Мы все так делаем. А вот пялиться на их грудь — это грубо и, честно говоря, по-детски. Это делает тебя похожим на маленького мальчика.

Срабатывают тормоза, и я автоматически кладу руку на приборную панель, чтобы остановить движение вперёд. Нико переводит рычаг переключения передач в положение парковки, отстёгивает ремень безопасности и наклоняется ко мне, глядя на меня огненным взглядом.