— Послушай, милая. Я застрял в этой скучной чёртовой дыре с отвратительной каргой, которая использует меня так же, как я использую её. Этот договор был заключён с годичным приговором к страданиям, а мы только начали. Этот дом может позволить мне уединиться и держать меня и моих людей в одиночестве, но быть изгнанным за город с пугающей темнотой и коридорами, уходящими в небытие — это абсолютная пытка. До любой женщины мили и мили, а местные жители даже не привлекательны. Так что извини, блядь, меня, если одним из главных моментов моего дня будет лицезрение твоих потрясающих сисек. Которые ты, надо сказать, хорошо прячешь.
— Потрясающих сисек твоей будущей
— И разве это не делает всё это ещё более захватывающим?
Я краснею.
— Нет. Это не так. Это отвратительно.
Он смеётся.
— Ты же не веришь в это. Мы никто друг для друга. Мои отношения с айсбергом, которым является твоя мачеха — это чистый театр. Нет ничего даже отдалённо странного в том, что я нахожу тебя привлекательной. Или наоборот.
— Я не нахожу тебя привлекательным, — говорю я автоматически.
Он протягивает руку, его большая ладонь убирает мои волосы с лица. Это прикосновение — пустяк. Шёпот, мягкое прикосновение кончиков пальцев ко лбу и щеке, но оно заставляет меня гореть так, как ничто не жгло с тех пор, как я потеряла отца.
— Ах, маленькая девочка, папа не научил тебя не врать? — шепчет он.
Я задыхаюсь и Нико отодвигается.
Он превращает свои идеальные губы из сардонической ухмылки в нечто такое, чего я не видела у него раньше. Это почти… приятно.
— На какое время у тебя назначена встреча?
Я вздрагиваю. Откуда он знает?
— Послушай, я могу вести себя определённым образом в присутствии своих людей. Я должен держать их в узде, но при этом, чтобы они думали, что я один из них. На одном уровне. Ты не можешь быть в моём положении твоим мозгом. Ты думаешь, я глуп? Не делай такой ошибки. На днях ты попросила меня поговорить с моим адвокатом. Теперь ты едешь в город в единственный день, когда твоей мачехи-стервы нет дома, и ты нарядно одета. Ты встречаешься либо с адвокатом, либо с врачом. Думаю, ты не хочешь, чтобы мачеха-стерва об этом узнала.
Я разрываюсь между желанием посмеяться над
— Нет. Я не хочу, чтобы она об этом знала, — слова вылетают прежде, чем я успеваю подумать, можно ли ему доверять.
— Я могу хранить секреты, — говорит Нико.
О, я уверена, что он может. За определённую цену. Но я не могу беспокоиться о том, какой может быть эта цена. Я должна сделать это, несмотря ни на что.
— Не переживай, сладкая. Я не скажу.
Я ничего не говорю, потому что иногда это самый безопасный вариант.
Вместо этого, когда мы подъезжаем к концу аллеи и он выезжает на дорогу, я удобно устраиваюсь в самом роскошном автомобильном кресле, в котором я когда-либо сидела, и позволяю себе наслаждаться тем, как большие загорелые руки Нико, покрытые чернилами, управляют рулём.
К моменту прибытия в Инвернесс у меня, кажется, появился клинически диагностируемый фетиш на мужские руки.
— Спасибо, что подвёз, Нико, — вежливо говорю я, когда он заезжает на парковку в центре города.
— Поблагодари меня как следует, — отвечает он.
О, Боже, этот мужчина. Тем не менее, я делаю это, и в каком-то странном, больном смысле мне это нравится.
— Спасибо, Нико, — вздыхаю я. Я говорю это так, как будто он только что заставил меня кончить. Своими грубыми, мозолистыми пальцами.
Он поворачивается ко мне, и его большой палец проводит по моей челюсти. Я всё ещё напряжена и немного боюсь. Не потому, что он собирается что-то сделать со мной здесь, в центре города. Нет, я боюсь чего-то гораздо худшего.
Мне кажется, я
— Ты так красиво говоришь «пожалуйста» и «спасибо», — его большой палец проводит по самой кромке моей нижней губы, а затем он опускает руку на колени. — Удачной встречи. Ты собираешься наложить запретительный ордер на меня и моих людей, чтобы мы не могли прикасаться к твоим семейным сокровищам? — он смеётся.
Я сужаю глаза.
— Не подавай мне идей.
Выйдя из машины на трясущихся ногах, я стараюсь держать голову высоко, пока иду прочь. Я чувствую его взгляд на себе всё время, пока, наконец, не сворачиваю за угол.
Глава 5
Я не буду плакать в этой комнате, где нудный адвокат доброжелательно смотрит на меня поверх оправы своих очков.