На мысли о розах меня навела картина в позолоченной, довольно громоздкой раме.
Бутонов роз на холсте даже не было видно, их дорисовывала фантазия. Только листья и огромные шипы. И стебли, как стволы экзотических каких-то деревьев.
Среди них пробирались три девушки, похожих и не похожих друг на друга.
- Твоя картина?
- Нет, это картина Жанны, нашей старшей сестры. Жаль, она забросила живопись, стала серьезной бизнес-леди. Помнишь магазин "Виолетта"?
Я кивнула.
Такие магазины я обхожу стороной. Они, как правило, слишком помпезны. Несколько секунд, и ты сама не замечаешь, как вещи захватывают тебя в плен, и уже не ты выбираешь что-то из одежды, а платья выбирают тебя.
Неплохой бы получился слоган.
Одна из барышень, показалось мне, похожа на саму Элю. Только стройнее, моложе.
- Да, это я, - озорная улыбка сделала художницу еще больше похожей на себя саму в юности. - А это мои сестры - Жанна и Мила. Мы в детстве так всегда и ходили вместе, неразлучные сестрицы.
Взгляд Эли стал мечтательным, а улыбка немного грустной.
На столе из чашек поднимались к потолку кофейные джины. Я вдруг подумала о том, что хочу написать картину и назову ее "Кофейный джин".
В школе мне часто говорили, что я хорошо рисую, а в университете я была из тех, к кому обращались, когда нужно было сделать стенгазету, даже ставили за это зачеты автоматом по какому-нибудь второстепенному предмету.
Кофе Эля варила отменный, но все-таки мне было интересно, есть ли в доме художницы хоть одна ее собственноручно написанная картина.
- Есть, одна, - не сразу ответила Эля, как если бы речь зашла о чем-то сокровенном.
Я выразила нетерпение увидеть творение.
Эля вздохнула и предложила продолжить кофепитие в зале.
Там, на стене напротив дивана, и висела картина Эли. Довольно простая и вместе с тем завораживающая картина. Какая-то дверь.
За этой дверью прятались и страхи, и надежды, и ответы на какие-то самые важные вопросы.
Мне показалось, я где-то видела ее, может быть, даже была за этой полукруглой деревянной дверью, за которой жили...
"Гномы!" - едва не вскрикнула я, рискуя показаться сумасшедшей, но вместо этого только благоразумно спросила, точнее, мой вопрос звучал как простое повествование, так, мысли, вслух...
- Да... Необычная картина. Как будто дверь в стене. Так и хочется войти в нее и узнать, что находится за ней.
Эля не заметила подвоха, а улыбнулась странной блуждающей улыбкой.
- Там... часто идут дожди.
К гномам это не имело ни малейшего отношения, поэтому мое предположение о том, что Эля тоже знает о двери, преследовавшей меня во сне, было, конечно, абсурдным.
- Писала с натуры? - уточнила я на всякий случай.
- Нет, - ответила Эля. - Заказ одной знакомой... - по взгляду художницы было понятно, что ей будет жаль расставаться с картиной, которая так прочно обосновалась на гвозде, что, казалось, вовсе не собиралась переезжать ни в какой другой дом.
А потом Эля надолго куда-то исчезла из поля моего зрения, а этим летом я снова встретила ее и не сразу узнала.
Нет, внешне она почти не изменилась, только похудела. И все же я не сразу узнала ее, когда она окликнула меня на Фестивале блинов. Эля продавала жар-птиц и свои написанные маслом картины.
Вообще-то я равнодушна к блинам, но само название Фестиваль блинов вытащило меня в тот залитый солнцем день из дома в городской старинный парк, где врасплох заставали звуки электрической скрипки. Красавица с распущенными темными волосами, казалось, была со смычком единым целым. Те же, кто приходил на фестиваль не со стороны центральных улиц, по мосту, тропинками, по обе стороны поросшими ромашками, попадал прямиком в этакое царство книг, где гостей встречали девушки в старинных сарафанах и домовенок Кузя.
Лодки покачивались на привязи у берега, приглашая в дальнее плаванье с убедительностью прощерлыги-ловеласа, сулящего доверчивой красотке с неба звезды и золотые горы впридачу.
Конкурсанты в белых фартуках ловко подбрасывали блинчики на сковородках и относили свои кулинарные творения на блюдцах восседавшему чуть поодаль жюри.
Детишки с разукрашенными аквагримерами лицами обступили мастеров.
Самая большая девчачья компания собралась вокруг моей давней знакомой художницы Розы.
Они учила детей расписывать матрешек.
- Я назову свою Огнецвета.
- А я свою... Дариэл, - объявили девчушки.
- Отличные имена, - похвалила Роза, - но надо еще много-много имен. Не забывайте, что внутри них может вместиться сколько угодно матрешек.
- Сколько? - вскинула любопытные глаза девочка с кошачьими усами и носиком.
- Даже представить невозможно, - развела руками Роза, - очень, очень, очень много, бесконечно много, но они были бы такие маленькие, что их невозможно было бы рассмотреть даже в микроскоп.
- В Огнецвету поместится миллион матрешек, - сделала вывод девочка с ромашкой на щеке.
- А в Дариэл - миллиард и даже еще больше.
- Сколько угодно матрешек поместится в любую из них, согласилась Роза и улыбнулась сразу обеим девочкам.
Мы договорились с Розой как-нибудь созвониться и где-нибудь посидеть поболтать, но так и не встретились до сих пор.