Дом изгнанников (СИ)

  - Да, трудно представить, что в нашем двадцать первом веке такое возможно, но, поверьте, это именно так. В этом замешана какая-то секта, а управляет ей мошенница Ветрова. Да-да, та самая чиновница из администрации, а на самом деле она черный риелтор, нет на нее управы. Куда только не обращались. Я, уж поверьте, и до президента дойду, если надо. У меня и все документы есть. Давайте встретимся с вами, я их все вам покажу.

  - А в полиции вы их показывали?

  - А то! Говорю же, куда только не обращались. Мы уже не знаем, к кому обращаться. В полицию, прокуратуру - все бесполезно, газеты, телевидение - никто не хочет связываться с Ветровой. Вся надежда на вас. Больше у нас не осталось никаких контактов друзей Эли. Она порвала со всеми.

  Эля без друзей - такое и представить было невозможно, так что я на всякий случай даже уточнила та ли сестра и той ли Эли Радченко мне звонит.

  - "Виолетта" - это ведь ваш салон?

  - Да. Был мой, но уже полгода как его нет. Так вот Эля порвала с родными, друзьями, дети полуголодные и все время повторяет, что мы все в неоплатном долгу перед Ветровой, молиться на нее должны. Вы представляете?

  - Не представляю, - никак не укладывалась в голове подобная информация. - Эля... Она же такая общительная. Я видела ее полгода назад, летом, и она не показалась мне похожей на сектантку. Такая же улыбчивая, как всегда, в окружении своих учеников и других детей, которые пришли на праздник. Или тогда она еще не была в секте?

  - Была, - с голосе звонившей уже явно сквозило отчаяние, - это продолжается уже несколько лет, но когда она с детьми, она прежняя, солнышко, как ее мама называла. Младшая, самая любимая из трех сестер. Эля-Солнышко. И Эля ее обожала. "Мамусик, говорила, - это всё". А теперь такими словами на нас, каких мы от нее никогда не слышали даже, а недавно говорит, не лезьте не в свое дело, знать вас больше не хочу.

  Бывшая владелица "Виолетты" всхлипнула.

  - Давайте встретимся, когда и где вам удобно, и я вам все расскажу, покажу документы, - повторила она.

  - А чем я могу вам помочь? - недоумевала я.

  - Вы не могли бы встретиться с Элей, поговорить с ней, узнать, что происходит? - осторожно, как будто шла босиком по битому стеклу, попросила женщина. - Но пока ей не звоните. Понимаете, самое ужасное, что она не считает себя жертвой, думает, что все делает правильно, отписала Ветровой дом.

  - А где же она сама сейчас живет?

  - Не знаю. Какое-то временное жилье, снимает где-то коморку, но нас туда ни под каким предлогом не пускает. Может быть, вас пригласит в свой дом изгнанников?..

  Женщина вздохнула.

  - Давайте встретимся и подумаем вместе, как помочь Эле... Пожалуйста...-

  голос бизнес-вумен стал жалобным и каким-то тонким, как у обиженной девочки.

  Конечно, я могла бы сказать, что уже два месяца веду затворнический образ жизни и, по сути, живу на границе миров, причем, реальный меня интересует, похоже, меньше, чем тот, в котором я встречусь с Сашей.

  Но я не стала этого говорить. Мне показалось вдруг, что, действительно, именно я и смогу, возможно, помочь Эле.

  Я это именно почувствовала, как будто меня коснулась крылом какая-то невидимая птица, и почему-то я точно знаю, она прилетела от Эли.

   20

  С Жанной мы договорились встретиться в столовой при институте менеджмента, где сестра Эли читала какие-то лекции.

  Столовая служила одновременно выставочным залом.

  Я совсем немного опоздала. Жанна по всей видимости отличалась большей пунктуальностью, потому что она уже вовсю рассматривала картины и так увлеклась, что не заметила, как я подошла сзади.

  - Здравствуйте, вы, наверное, Жанна, - обратилась я к единственной на тот момент посетительнице выставки-столовой - пышнотелой женщине в элегантном черном платье в мелкий ярко-розовый горох, дополненном фактурными, тоже ярко-розовыми, текстильными бусами.

  Черные волосы, чуть тронутые сединой. Властный и немного беспокойный взгляд небольших карих глаз, слегка поджатые губы. Нос в точности, как у Оли - небольшой, чуть вздернутый, как-то даже контрастировал со строгим выражением лица и отчасти смягчал его.

  - Да... Какая интересная картина, - задумчиво бросила женщина таким тоном, как начинают светскую беседу.

  На мой взгляд, картина, заинтересовавшая Жанну, была совершенно обычной. Раскрытый блокнот и белая роза на нем. Сзади кринка с молоком.

  Я только пожала плечами.

  - Ведь кринка непрозрачная, но совершенно точно откуда-то знаешь, что в ней молоко, парное, почти что полный кувшин...

  - И правда, молоко, - удивилась я и искусствоведческой проницательности Жанны, и столь ненавязчиво яркому таланту художника.

  - Каждый, кто хоть раз взял в руки кисть, - продолжала бизнес-леди, - уже старается выпендриться, как ребенок, когда только научится кувыркаться вперед и назад. "Смотрите, я и так могу, и этак" и подпрыгнет еще на одной ножке. Но за всем этим ничего на самом деле нет - так, одни кривляния, а не искусство, а попробуй так напиши глиняный кувшин, чтобы сразу было каждому ясно, что в нем - молоко.

  - Да, - пришлось мне согласиться.