Дом, которого нет

– Вспомнил… – заговорил он. – Вспомнил, как мы в студенческие времена пришли с одним другом к Вишняковым, они тогда квартиру снимали, и у них был один коридор на несколько квартир с общей дверью с ключом. В этом коридоре у соседей стояло всякое: обувь, санки… и возле двух квартир появилось по тыкве. Видимо внутри для них места не нашлось. У одного коврика – маленькая тыквочка, грушевидной формы, у другого – увесистая такая, здоровенная тыквища. Друг мой был парень с юморком, особенно над Вишняковым – невозмутимым нашим любил поугарать, а когда нам дверь в общий коридор открыли, он незаметно взял эти тыквы и местами поменял… – Стас закатился со смеху. – Представляю, как потом соседки, обнаружив кардинальное изменение в облике своей тыквы, списали всё на воздействие некой мистической силы. – Он повернулся к ней в темноте лицом. – Простые объяснения, что к соседям заходил друг-оболтус разве кого устроят? Взрослым серьёзным соседкам-хозяюшкам и в голову не придёт, что такое возможно. Они спросят: зачем? Скажут: как вы себе представляете, что кто-то, проходя мимо, бессмысленно ухватил за колючий стебелёк, перенёс к другому порогу, а другой стебелёк взял, да перенёс к этому порогу? Где, спрашивается, логика? Он что больной на всю голову? Конечно, заметив, что кадка оказалась не там, где надо, первое, что приходит на ум, это – неутомимая тяга деревянной пресловутой кадки к месту, где она простояла долгие годы, её просто тянет к привычному месту, она ностальгирует по нём, а варианты, что кто-то запамятовал – перенёс машинально и забыл, или соседский мальчонка понаблюдал из-за забора и решил разыграть…

– Ты считаешь, что успокоил меня тем, что кто-то за нами наблюдал из-за забора? – завелась Лидия. – По мне пусть лучше кадка ностальгирует, пусть у неё вырастут ноги, и она начнёт носиться по нашему участку с места на место, чем кто-то подглядывает за тем, как мы выносим из дома продовольствие для голодающих жителей сорок второго года, нажимаем на непонятное устройство и исчезаем в пустом пространстве… Как появляемся с чужеродным телом на плечах и тащим его к машине… Как ты здорово утешил! Мальчонка сидит наблюдает! Действительно… я такая идиотка со своими дурацкими фантазиями… А всё предельно просто: в кустах мальчонка сидит и наблюдает! Давайте все успокоимся наконец!

– Может окно откроем? – встрепенулся Кураев. – На улице плюсовая, дышать нечем…

– Что ты! Окно откроем, нас ещё и подслушают!

– Лид, ну хватит! – Стас заворочался, меняя положение лицом к шкафу. – Схватила за язык, будешь теперь меня стращать при каждом удобном случае своим мальчонкой…

– Да не моим, а твоим!

– Всё, хватит, я сплю!

Лидия выдохнула, больше от облегчения, от того, что чрезмерно насыщенный на экстремальные беседы день наконец завершился.

Ветер клонил макушки рослых деревьев за чужим ограждением. Интересно, сколько им лет, подумала Лидия, ясное дело сажались где-то в годах семидесятых, если не позднее. Хотелось бы найти в округе хоть маломальский предмет, кроме этой нарочно перемещённой кадки, что повидал сорок второй. Ну и если найду, что я буду с ним делать, с этим старьём… зачем он мне… Какие мысли только не посещают перед сном.

На утро Лидия, заметив, как Стас выкарабкивается из постели вскочила вместе с ним, чтобы соблюсти чистоту эксперимента, в противном случае снова возникнет недоверие, и обвинения в адрес друг друга, якобы кадку кто-то из них втихую переместил, каждый преследуя собственные цели.

Изделие по-прежнему располагалось в тамбуре у радиатора, там, где Стас его пристроил, там, где ему надлежало находиться.

– Ну что? Надеюсь вопрос исчерпан? – уставился он на жену. Лидия молча пошла умываться, полагая, что вопросы только приумножились: либо кто-то из близких – обманщик, либо у Лидии наступили существенные провалы в памяти, либо беспамятству подверглись остальные члены семейства и муж – не исключение.

На десятый день из больницы сообщили о подготовке Дубановой к выписке. Анна Викторовна отвела для неё целую комнату с видом на парк. В стороне от него возвышался выполненный в ярком архитектурном дизайне и горящий в ночное время цветными неоновыми вывесками крупный торговый центр.

Кураевы отправились за родственницей тем же составом, мать прихватила для неё одежду посовременнее, правда, на рослой Зоюшке эти вещи казались короткими и висели на ней, как на вешалке, из-за лишних пары-тройки размеров. Но в каком она пребывала восторге, облачаясь в них, будто на бедную крестьянку одевали царские соболя с драгоценными камнями.

На улице светило солнце, скопившиеся на газонах остатки снежных сугробов, покрытых ледяной коркой, слепили глаза, скоро они побегут ручьями – весна приближалась стремительно. Над головами каркало вороньё, слишком заметное чернотой на пока ещё не облиственных деревьях. Зоюшка стояла с запрокинутой головой и разглядывала новое небо и новый мир – до этого момента ей не представилось такой возможности: перевозили её в бессознательном, или обколотом медикаментами состоянии.