Лидия грела руки о горячую кружку – так она спасалась от озноба.
– Стас, тебе бы саги писать… – сказала она, – ты всегда умудряешься так объяснить любую тупиковую ситуацию, что из одной сказки получается следующая сказка, покруче предыдущей и так до бесконечности. Ты уже добрался до будущих потомков, которые приходят побродить по нашему дому. Чем дальше порадуешь?
– А чем тебе не нравится моя сага? – удивился он. – По-моему, всё предельно логично.
– А по-моему – нет. Ты не думал, что всё предельно просто, скорее это побочные явления от нашего вмешательства. Если вмешаться, например, в погоду, растопить на северном полюсе гигантское количество льда, то в другом месте произойдёт отголосок этого явления, там с погодой случится нечто аномальное… И с этой бочкой… Помнишь: «когда пробьют куранты карета станет тыквой» – чудеса возвращаются на исходную. Сказки сочиняли не на пустом месте – люди брали за основу собственный опыт.
Кураев задымил. Пока он сидел в окружении облака и переваривал услышанное, думал, анализировал, посерьёзнев, спросил:
– Что ты предлагаешь?
– Я предлагаю: хрен с ней, с этой бочкой, развалюха, что от неё проку. Пусть стоит, где ей нравится. Давай лучше присмотрим за перемещённым человеком, за Зоюшкой Дубановой, она же в одной квартире с мамой! И маму надо предупредить, чтоб была осторожней во всём.
Дым распространялся по кухне, Кураев потирал глаза, соображал, снова дымил, но не произносил ни слова. Лидия чувствовала, как он сожалеет, что втянул её в свой эксперимент, теперь она чувствовала это постоянно, даже если он ничего не говорил, не грозился разобрать блок, не кричал проклятия в адрес сил, подвигнувших его на столь непредсказуемое дело. Он вообще стал менее эмоционален после переноса живого человека из одного времени в другое, благодаря изобретению, сделанного его собственными руками.
Надзор за квартирой, где проживала новая бабка отвлёк Лидию от волнений за тех, кто остался брошенным в разгар войны, в голоде и холоде, в деревянном без электричества доме. Карантин сняли, ей чаще приходилось бывать в своём рабочем офисе, оттуда она заезжала к матери, якобы привозила забытое, увозила угощение, потому что мать прорвало на готовку – она даже вспомнила свои былые рецепты блюд, о чём все давно забыли, может забили, не теша себя надеждами вкусить её коронный холодец или пышки на простокваше, рецепт которых знала в семье она одна.
Счастливица Зоюшка пребывала как на санаторно-курортном лечении: дочь подавала ей на блюде лекарства, давала запить, подносила чай с плюшками. Ежедневно они выходили на прогулку под руку: Дубанова освоила лифт, любовалась отдыхающими в парке. Без одобрения Анны Викторовны не делала ничего, чтобы не злить определившие её сюда силы.
Как-то в момент разыгравшейся ностальгии у новоявленной бабки по родному Песчаному, Лидия предложила съездить в это село и прогуляться по нему. Дубанова засветилась от радости сильнее обычного. Поехали втроём, сразу из квартиры Анны Викторовны. По дороге Зоюшка не умолкая обрисовывала свою родословную – углубилась в семнадцатый век, правда, вся ветвь из поколения в поколение ничем особенным не выделялась. Её болтовня больше сводилась: кого медведь задрал, кого бревном на валке леса пришибло, а кто утоп.
Жаркий апрельский день вытянул на плантации утомившихся за зиму огородников. Зоюшка узнала знакомую рощу, когда свернули по указателю «Песчаное». После восторженной реакции вдруг притихла, грустно оглядывая домики-новостройки, чуть не засомневалась – туда ли они приехали. Лидия вообще не ожидала увидеть хотя бы одно строение, сохранившееся с сороковых, притормозила, ждала ориентировки от Зоюшки – та нерешительно, но всё же направила прямо.
Медленно они проехали по асфальту мимо простенького остановочного павильона, обклеенного рекламными листками. Дубанова удивлялась, что к реке больше нет проезда – когда-то здесь была дорога, но видимо ей давно не пользовались и она заросла беспросветным бурьяном.
– Наш дом на реке, как с горы спускаться…
– И как туда проехать? – спросила Лидия.
Зойка мялась, вид у неё был взволнованный.
– Где же дорога… Тут дорога прежде была. Куды ж теперь ехать?
– Не подскажете, как к реке выехать? – обратилась Лидия к девушке с коляской, опустив окно. Та показала в обратном направлении к началу села, потом по асфальту налево, дальше вниз. Когда машина разворачивалась, они увидели мемориал, установленный в память о войне.
– Стой! Тормози! – крикнула Зоюшка. – Давай туда воротимся, проедемся к кладбишшу – там тёткин дом поглядим.
Лидия покатила к дубраве, в тени которой скрывался сельский погост. Девушка с коляской удивлённо смотрела им в след – машина поехала не по её наводке, куда она указала, а в противоположном направлении.
– Самый крайний – тёткин дом, а дальше сразу кладбишше, мамка моя и батя там схоронены.