Дом, которого нет

Перед ней распахнули дверцу автомобиля, Зоюшка его увидела и ринулась обратно, пока Стас не перегородил ей путь.

– В такой я боюся ехать! – Упёрлась она локтями в его грудь.

– Зоя, – заботливо взяла её под руку Лидия, – мы сейчас осторожно сядем и ничего страшного не произойдёт.

Стас направлял её к Рено поддерживая с другой стороны. Вместе они помогли ей медленно поставить на порог сначала одну ногу, затем протолкнули саму Зойку на заднее сиденье, где её дожидалась дочь, после с трудом согнули вторую ногу и захлопнули за ней дверь.

Дубанова разглядывала салон, съёжившись и одновременно восхищаясь.

– Мягко-то как… – повернулась она к дочери с довольной физиономией. – Не машина, а перина.

Поначалу новоявленная родственница безотрывно следила в окно за движением жизни, за проносящимися мимо отполированными автомобилями, глазами, полными волнения и удивления. Со стороны казалось, что она ни капли не сожалеет об утрате былой жизни, будто она всегда мечтала именно о такой жизни, как эта. В прошлое её ничто не тянуло: ребёнок остался в хорошей семье, да и здесь ей предоставили нового ребёнка – дочку на склоне лет, и ничего, что такую напыщенную, как индюк, – несколько раз она поправляла, что зовут её Анной. Разве это имеет теперь значение…

У Стаса закончились шутки с того момента, как они вошли в здание диспансера, он крутил руль и помалкивал, вид у него был непривычно серьёзным. Вероятно, что в данный момент он считал себя творцом новой биологической единицы в нашем мире, возможно, прикидывал – сможет ли он таким образом перетащить в сегодняшний мир кого-нибудь из великих гениев, к примеру, учёного, скончавшегося от болезни в сороковых, которая в то время имела стопроцентный летальный исход, а сейчас с ней без труда научились справляться… А от этой сумасбродки что толку, попрыгунья-стрекоза, там одной алкоголичкой стало меньше, здесь прибавилось.

Он косился на неё через зеркало заднего вида: пассажирка посапывала, привалившись головой к тёщиному плечу – мягкая езда её укачала. При торможении голова плавно съезжала вперёд, сонно взбиралась обратно. Викторовна моргала глазами, как лягушка, глядя в одну точку окна, ей было не до сна, её успокоительными не пичкали. Периодически она оглядывала попутчицу и снова поворачивалась к выбранной на стекле мишени.

Когда двигатель стих, сонная Зоюшка зашевелилась, озираясь по сторонам: они стояли у подъезда многоквартирного дома. Легенда была обговорена заранее: приехала внучатая племянница покойного супруга – ей пока негде жить. Эту легенду Викторовне пришлось сразу скормить соседям, потому что возле подъезда околачивались две любопытные тётки с разинутыми ртами.

Дубанову проводили в подъезд пристальным взглядом, та крутила головой на высокие этажи, споткнулась о ступени, в лифт заходить побоялась – её повели по лестнице на седьмой этаж.

Викторовна провела её в «хоромы» с несказанной красоты обоями – картиной с лесным пейзажем на одной из стен, невесть какой чистой и блестящей уборной, чудными цветами на подоконниках, странной сияющей утварью и холодильником, заставленном блюдами с царского пира – дочка заблаговременно настряпала салатов, котлет и прикупила торт – от него Дубанова долго не могла оторвать глаз: райский фруктовый сад, утопающий в облаке взбитых сливок.

Кураевы недолго посидели с ними за накрытым столом, все в напряжении, кроме одной девицы, которая беспрерывно улыбалась и только успевала рукоплескать, закатывала глаза от вкуса божественной еды, смотрела на дочку телячьим взглядом и с интересом разглядывала каждую деталь помещения. Зять с тёщей выпили, отказались: Лидия, которая собралась сесть за руль и новоприбывшая – спиртное её больше не интересовало, вокруг нашлось множество вещей поинтереснее. Анна Викторовна стала ей демонстрировать заранее отобранные детские и юношеские фотографии, Зоюшка прослезилась, Стас наконец включил чёрный юмор – это означало, что он снова в порядке.

– Как вы познакомились с моим дедом? – не удержалась Лидия от давно интересующего всех вопроса.

Дубанова смутилась. Сначала мялась, видно не хотела рассказывать, но вспомнила, что после смерти за всё придётся держать ответ.

– Он поначалу один перебрался в город… – заговорила она. – Енька, пока на сносях ходила, в деревне осталась. Ему комнату выделили от предприятия, а мы в соседней жили, вдвоём с другой жилищкой. – Дальнейшее она перескочила, продолжив следующим: – Я живот свой хоронила, как могла, а когда стало видно, домой к себе воротилася.

От радостного задора остался лишь блеск в глазах – Зоюшка их промокнула бумажной салфеткой, опустила голову, отчего перестала сверкать большими зубами. Моментами она колебалась: не накажут ли за содеянное и не переведут ли из Рая куда похуже, но страх её одёргивал: утаю – непременно накажут, здесь обо всём ведают, это испытание на признание главных грехов.