Я уже не удивлялся тому, что слышу все эти звуки: за время, проведённое в этой зелёной лесной не то темнице, не то избушке, я начал привыкать к тому, что мой слух невероятно обострился. Я спокойно мог слышать движение даже мелких зверей достаточно далеко от моего убежища, мой новый слух легко улавливал даже шёпот травы и журчание далёкого ручья. Все эти звуки переплетались, смешивались, создавая некий раньше недоступный моему сознанию узор мира: сложный, разноцветный и прекрасный.
Шевельнувшись, я совершил роковую ошибку: боль поняла, что я проснулся и тут же радостно впилась в меня миллионами острых иголочек. Когда я усилием воли смог разогнать кровавый туман, плавающий у меня перед глазами, то увидел сидящего на столе крысюка, который так и не назвал мне своего имени, но отзывался на Крыса.
Он сидел, свесив со стола длинный розовый хвост, и что-то сосредоточенно помешивал в большой кружке.
– Доброе утро, – с трудом прохрипел я, так как почему-то говорить с каждым днём становилось всё тяжелее, а мысленная речь давалась мне пока с колоссальным трудом.
– Ничего оно не доброе, – хмуро отозвался Крыс, что уже было само по себе удивительно: обычно он не утруждал себя ответом на мои слова, – придётся двигаться ускоренными темпами. События развиваются несколько быстрее, чем мы предполагали. Даргеро уже нашёл девчонку, хотя не должен был бы, а старая курица готова её отпустить.
Мне было так больно, что никакие девчонки, которых отыскал Каспер Даргеро меня не волновали: ну нашёл и боги с ними обоими. При чём здесь я и моя попытка выжить?
– При чём здесь я? – всё же вытолкнул я из пересохшего горла вопрос.
– Да так, ни при чём, – уколов меня быстрым взглядом, ответил Крыс, и будь я в нормальном состоянии, то непременно обратил бы внимание на его нарочито равнодушный тон, но мне было не до голосовых тонкостей.
– Завтрак заключённому полагается? – мрачно пошутил я, замечая, что прежняя одежда почему-то стала тесна в плечах, а рукава оказались коротковаты. Странно: вроде бы я давно вышел из возраста, когда мальчишки вырастают из собственной одежды. Тем не менее, когда я повернулся к умывальнику, чтобы зачерпнуть ледяной воды и, умывшись, хоть чуть разогнать наполняющий голову болезненный туман, рубашка треснула на левом плече.
– Что со мной? – хрипло спросил я у Крыса, который смотрел на меня своими глазами-бусинками с неким научным интересом.
– Начинается процесс трансформации, – сообщил он мне, перебираясь на широкий подоконник, наличие которого все эти дни ставило меня в тупик: зачем подоконник, если нет окна.
– Транс-фор-ма-ци-и? – еле выговорил я, прилагая нечеловеческие усилия для того, чтобы произнести хотя бы слово.
– Ты превращаешься, – любезно пояснил Крыс, заняв, видимо, наиболее удобную наблюдательную позицию.
Я хотел было спросить – в кого, но не успел, заворожённый невозможным и бесконечно пугающим зрелищем. Мою руку, которой я опирался о стену, вдруг пронзило острой болью, и она прямо на моих глазах стала покрываться чем-то вроде мягкой эластичной крупной чешуи тёмно-зелёного цвета. Ровные одинаковые чешуйки аккуратными рядами выступали на коже: сначала контуром, затем медленно проявлялись и делались чуть выпуклыми, а затем наливались прочностью и приобретали цвет.
Зрелище было настолько диким и в то же время завораживающим, что я молча смотрел, как меняется моя рука и молчал. Крыс с не меньшим интересом наблюдал, как мои руки постепенно превращаются в покрытые плотной чешуёй конечности: и не лапы, но уже и не руки.
Самым удивительным было то, что оттуда, где появлялась странная чешуя, уходила боль, поэтому я без ужаса, а даже с какой-то дикой извращённой радостью наблюдал за тем, как на моих руках остаётся всё меньше и меньше светлой тонкой человеческой кожи. Потемнели пальцы, вместо ногтей, аристократической формой которых я всегда втайне гордился, появились недлинные, но даже на вид чрезвычайно твёрдые когти. Я провёл ими по деревянной поверхности стола и со странным удовлетворением увидел, как они оставили глубокие царапины.
– Ну что, Реджинальд, – услышал я голос Крыса, – поздравляю тебя…
– Кто такой Реджинальд? – хотел спросить я, но моё горло не смогло воспроизвести ни одного слова, послышалось лишь какое-то низкое рычание. Зато у меня легко получилось задать этот вопрос мысленно, хотя все прежние попытки овладеть навыком безмолвной речи оканчивались неудачей.
– Кто такой Реджинальд? – мысленно повторил я вопрос, обращаясь к Крысу. – Он человек?
– Это ты, – спокойно пояснил грызун, – точнее, тот, кем ты был раньше. Да, ты был человеком. Но Древний выбрал тебя, и ты станешь тем, кем должен стать.
– Для чего? – я чувствовал в себе нарастающую силу, которая увеличивалась вместе с тем, как я превращался в существо совершенно новое: молодое, сильное и хищное.
– Чтобы исполнить то, что предначертано, – напыщенно отозвался крысюк, стегнув тонким розовым хвостом по деревянной стене, – то, для чего ты был выбран Древним из миллионов никчемных людишек.