Дом, куда возвращаемся

Вопрос с синевой понемногу утрясался — Гусев получил выговор, конструкторскому бюро пришлось разрабатывать новые форсунки, поставили кранцы в печи, начал работать новый пресс, чтоб увеличить съем стекломассы. Но лаборатория, в которой работал Лапич, по-прежнему подчинялась Гусеву. Лапич каждый месяц отчитывался перед Гусевым о проделанной работе и вскоре почувствовал, что его все время в чем-то обвиняют: то недостаточно аккуратно ведутся анализы, то большие ошибки при измерениях, то вообще не то измеряется… Лапич догадывался, что стояло за этой придирчивостью, да Гусев и не скрывал этого…

И только тогда какая-то другая, неведомая до сих пор, сторона заводской жизни начала открываться Лапичу. Как-то в обеденный перерыв он забежал к снабженцам и застал игру в шахматы — уже несколько раз ходил он к веселому компанейскому Грише и умолял помочь достать электроды, но Гриша каждый раз весело отмахивался рукой и говорил одно и то же: «Да достанем, о чем речь. Тут вот железо выбить надо. Фонды урезали, доставай где хочешь, прогрессивка уплывает. А ты говоришь, электроды — без них завод не остановится. Через неделю забеги, есть и у меня одна знакомая…» Тут, у шахматной доски, Лапичу вспомнились заводские, похожие одно на другое, собрания, на которых никто не хотел, хоть за уши тяни, выступать с конкретной деловой критикой. Обычно выступал Иван Захарович, но, не зная досконально дела, говорил путано, смешно для осведомленных людей. И все же в его выступлениях прорывались горькие правдивые слова об отношениях, об обязанностях, но слова эти скоро забывались. Больше говорилось об успехах и очень мало о недостатках. Говорить умели: красивыми обкатанными абзацами со сравнениями, с перспективой… Вспомнил Лапич, что еще когда он пришел на завод, во втором цехе работал молодой технолог — выпускник политехнического. Проработал с полгода и уволился — ходили слухи, что он не сошелся характером с Гусевым. А что стояло за этим «не сошелся», никто не знал.

Люди работали рядом годами, и за годы между ними, кроме служебных интересов, сложились другие, дружеские, и часто ли ради дела они поступались ими? Часто ли ради дела могли пойти на принцип, который закончится выговором?.. А если люди и шли на принцип, то как он отражался на тех дружеских интересах? Вообще, это только теперь заметил Лапич, принципиальных не очень любили.

Все это было намного сложнее, чем найти причину окрашивания хрусталя. Лапич многого еще не знал, он работал на заводе недавно, и для него многое было новым, он совсем не думал, что эти людские отношения, будут влиять на деловые и сам он будет втянут в эту орбиту, может прижиться здесь или не приживется.

17

Разговор начался ни с того ни с сего: Сазанюк долго сидел в его комнате у окна и молча смотрел в окно на территорию завода. Лапич привык к этим приходам Сазанюка, как по делу, так и просто — поговорить, отвести душу, как говорил Сазанюк.

Потом Сазанюк сказал:

— Вот иди посмотри, мы и детей отравляем.

Лапич подошел к окну:

— Почему вы считаете, что отравляем?

— А вон, — Сазанюк кивнул на кирпичное здание, — видишь, как из химполировки газы летят на музыкальную школу. Дочка моя туда ходит. Так, говорит, и зимой и летом, когда ветер в их сторону, они окон не могут открыть.

Сазанюк помолчал. Потом улыбнулся одними губами и продолжил:

— Главный инженер, когда к нему комиссия приезжает, палец слюнявит и в окно высовывает — смотрит, куда ветер дует, а потом уже, учитывая ветер, водит комиссию взад-вперед перед доской Почета, а туда, к химполировке, и не подумает.

Лапич засмеялся, представив, как главный инженер высовывает в окно палец… Потом подумал, что смех смехом, а и действительно в сырую погоду по заводским дорожкам не пройти — першит в горле. Трава, листья на кустарнике возле химполировки — все в ржавых пятнах от паров кислот, раньше времени сохнут…

— А разве нельзя что-нибудь придумать?

— Зачем? — спросил Сазанюк, и Лапич удивился:

— Как зачем? Вы же сами говорите…

— А что это даст заводу, какую пользу? План будет легче выполнять? Да с этим же возиться надо. Хлопот по горло. А хлопоты мы не любим, — сказал Сазанюк.

Покопавшись с Сазанюком с неделю в технической библиотеке, они оформили рацпредложение — оставалось утвердить его на заседании секции рационализаторов и изобретателей.

Заседание проходило в кабинете Гусева. Обычно заседания проводились в кабинете главного инженера, но главный был в командировке, и потому заседание вел Гусев — его правая рука.

Рационализацией на заводе ведал Иван Макарович. Работал он последний год перед пенсией, все видели, что это не его дело, тут где надо — и помогать приходится, за техническими новинками следить, иногда и перед начальством на своем настоять, а он, что скажет Гусев, сделает…

Иван Макарович зачитал суть рацпредложения Лапича и Сазанюка и перешел к обсуждению.