Читаем Дом между небом и землёй полностью

— Я всё, всё понимаю, мой дорогой!.. — и директор уже не в первый раз за разговор всплеснул руками, словно бы отряхивая их, брезгливо так, как будто бы только что разделывал рыбу, да вынимал у неё внутренности и теперь хочет скорее забыть об этом неприятном для взора зрелище. — Но… Но Вы поймите… У нас ведь строгая иерархия. Я не могу пойти против тех, кто выше!.. Вы понимаете… И установка сейчас у партии другая — всё нужное… Только всё нужное… Всё самое нужное людям!.. И это верно в каком-то смысле, дорогой мой… Ведь, зная нынешнюю ситуацию… И в экономическом плане… понимаете… и ситуацию на фронтах… всё… всё это… Ну, людям теперь не до того, чтобы развлекать свои мозги! Им нужно бы хотябы найти средства удовлетворить свои желудки и тела — дом… кров, пища… Финансы и всё такое. Ну, Вы понимаете… что я Вам говорю-то?!. — директор всё время очень нервничал и продолжал отряхиваться от невидимых потрохов, — А эти все… Изысканные способы развлечь своё восприятие… Какими-либо текстами… Смешными и, там… Навороченными… Ну, Вы поняли!.. Всё то что касается уже какого-то творчества — пиши для ума, это… Это уже кажется сегодня… на фоне всей ситуации… Необыкновенным излишеством!.. Ну, Вы понимаете!.. И это… Ни к чему. Нам нужно сейчас, всем, сосредоточиться на основной повестке… главной! Как, кстати, вчера по телепередаче товарищ Стинин тоже и сказал, почти так же… Это, говорит… Ну, как же это?.. Это сейчас основные… Да — основные!.. Направления всеобщего хода. Для живота, для кошелька, для страны. Вот… Ну, как-то так… Но Вы лучше, конечно, посмотрите уж сами — ведь я не совсем уж складно передаю… Да и кто я?.. Хэ-хэ-х!.. Я всего-то… Газетчик. А это!.. Товарищ Стинин — целый, поймите, дорогой мой, глава совета по культуре!.. Ну, ну что Вы!.. Конечно — как же я передам?.. Хэ-хэ!.. Вы лучше послушайте… сами. В вечерних новостях наверняка будут повторять.

И директор, внезапно как будто избавившись уже насовсем от своей грязной рыбы, приобрёл вид ребёнка, едва только искупанного и обернутого в чистые пеленочки, и расплылся в улыбке — такой, что казалось такою она может быть только у человека, который чудесным образом взлетел в облака.

— Так… Что же?.. — неуверенно, но всё же спросил Женя, немножко погодя.

И этот вопрос тут же вернул главного редактора из облачных кущей к такой ненавистной ему рыбе.

— Ну… Ну, что, Вы сами не понимаете?.. Ну Вы же понимаете!.. Ну?.. Ну, Вам придется теперь, дорогой мой, либо писать, как Вы можете… Насколько Вы можете нехудожественно… И добывать самому темы для статей… Ну или… Или же… Ну или — Вы сами понимаете… Вот так-то…

Женя молча кивнул.

Вот так-то…

Да…

Что-то надо думать…

Женя попытался расслышать в оглушающей тишине, которая звучала в мозгу, хоть какую-нибудь дельную мысль… И пока пытался — вертел в руках картонный "компас".

— Это… Что у Вас? — спросил директор откуда-то сверху. Женя поднял глаза но не успел подумать — что же ответить. — Вы… Что же, ещё поделки делаете, да?.. Вроде как — своими руками… Правильно я Вас понимаю? Ну… Вы смотрите… поаккуратнее. В нынешней ситуации на Вас могут и донос за такое настрочить, но… Пока, конечно, нет. Пока что ещё партия снисходительно относится к тем кто… заблуждается. Ведь закон же только ещё вышел и… Не все успели перестроиться…

— Да… Нет. Это не я. — промямлил Женя, — Это… Вообще не знаю кто. Мне так… Под ноги упало. Сам не знаю откуда…

— Вот!.. Правильно! Если вдруг что — так и говорите всем… Потому что, я-то, конечно, Вас понимаю, Евгений Сергеевич… Мы с Вами, оба, люди в прошлом творческие… тьфу-тьфу… Но многие… знаете ли, сейчас могут и не понять… Потому что всё… для желудка, как бы… надо бы… Но… Но, хотя… Знаете — нет. Нет, нет… Эта отговорка выглядит слишком не реалестично. Вы лучше придумайте себе ещё, мой дорогой… Потому что партия сейчас прямо осуждает…

— Да почему же — отговорка?.. — немного безразлично ко всему от всего грянувшего над ним как гром ужаса, заметил Женя, — Нет… Это мне, правда, упало под ноги… Я сам и не знаю откуда… Дома были далеко. И голуби тоже… И это… Он вообще какой-то странный — он весь, как видите, из картона, а стрелка будто бы намагничена… — и Женя с безразличным выражением лица протянул директору картонную игрушку. — Сам и не знаю… Что это.

— А… А Вы точно… — задумавшись начал разглядывать игрушку директор, — Вы точно были на улице одни?.. Мой до… Точно? — закончил он немного строго.

— Да, да… И ни-ко-го вокруг… Вы же знаете какая погода?.. Сейчас все сидят по домам…

— Ну да… Дорогой мой… Ведь… Вроде бы ещё и не дождь, но всё же… Атмосфера такая что — вот-вот польет. Да-аа… Я почему Вас, собственно, спрашиваю. Мне кажется что это, друг мой, не просто так. В этом что-то есть… Что-то против. Против привычных устоев и… Ну, как бы Вам сказать?.. Это как-то… немножечко в разрез идёт с привычной действительностью. Это похоже на агитационный билет — когда Вам что-то сверху сбрасывают под ноги, да ещё с таким… Вы видели, что это тут написано?..

— Где?

— Ну, там — куда указывает стрелка?..

— Ну, там… Какие-то цифры. Не знаю…

Перейти на страницу:

Похожие книги

Царь-девица
Царь-девица

Всеволод Соловьев (1849–1903), сын известного русского историка С.М. Соловьева и старший брат поэта и философа Владимира Соловьева, — автор ряда замечательных исторических романов, в которых описываются события XVII–XIX веков.В данной книге представлен роман «Царь-девица», посвященный трагическим событиям, происходившим в Москве в период восшествия на престол Петра I: смуты, стрелецкие бунты, борьба за власть между членами царской семьи и их родственниками. Конец XVII века вновь потряс Россию: совершился раскол. Страшная борьба развернулась между приверженцами Никона и Аввакума. В центре повествования — царевна Софья, сестра Петра Великого, которая сыграла видную роль в борьбе за русский престол в конце XVII века.О многих интересных фактах из жизни царевны увлекательно повествует роман «Царь-девица».

Всеволод Сергеевич Соловьев , Марина Ивановна Цветаева , Марина Цветаева

Приключения / Сказки народов мира / Поэзия / Проза / Историческая проза
На пути
На пути

«Католичество остается осью западной истории… — писал Н. Бердяев. — Оно вынесло все испытания: и Возрождение, и Реформацию, и все еретические и сектантские движения, и все революции… Даже неверующие должны признать, что в этой исключительной силе католичества скрывается какая-то тайна, рационально необъяснимая». Приблизиться к этой тайне попытался французский писатель Ж. К. Гюисманс (1848–1907) во второй части своей знаменитой трилогии — романе «На пути» (1895). Книга, ставшая своеобразной эстетической апологией католицизма, относится к «религиозному» периоду в творчестве автора и является до известной степени произведением автобиографическим — впрочем, как и первая ее часть (роман «Без дна» — Энигма, 2006). В романе нашли отражение духовные искания писателя, разочаровавшегося в профанном оккультизме конца XIX в. и мучительно пытающегося обрести себя на стезе канонического католицизма. Однако и на этом, казалось бы, бесконечно далеком от прежнего, «сатанинского», пути воцерковления отчаявшийся герой убеждается, сколь глубока пропасть, разделяющая аскетическое, устремленное к небесам средневековое христианство и приспособившуюся к мирскому позитивизму и рационализму современную Римско-католическую Церковь с ее меркантильным, предавшим апостольские заветы клиром.Художественная ткань романа весьма сложна: тут и экскурсы в историю монашеских орденов с их уставами и сложными иерархическими отношениями, и многочисленные скрытые и явные цитаты из трудов Отцов Церкви и средневековых хронистов, и размышления о католической литургике и религиозном символизме, и скрупулезный анализ церковной музыки, живописи и архитектуры. Представленная в романе широкая панорама христианской мистики и различных, часто противоречивых религиозных течений потребовала обстоятельной вступительной статьи и детальных комментариев, при составлении которых редакция решила не ограничиваться сухими лапидарными сведениями о тех или иных исторических лицах, а отдать предпочтение миниатюрным, подчас почти художественным агиографическим статьям. В приложении представлены фрагменты из работ св. Хуана де ла Крус, подчеркивающими мистический акцент романа.«"На пути" — самая интересная книга Гюисманса… — отмечал Н. Бердяев. — Никто еще не проникал так в литургические красоты католичества, не истолковывал так готики. Одно это делает Гюисманса большим писателем».

Антон Павлович Чехов , Дмитрий Наркисович Мамин-Сибиряк , Жорис-Карл Гюисманс

Классическая проза / Русская классическая проза / Сказки народов мира / Проза