Люба сидела на кровати, смеялась, и мы все тоже расхохотались. Но я сделала замечание: «Смех наш неправильный!»
«Почему же неправильный?» — спокойно удивилась Люба.
«Разве можно смеяться над недостатками?» — возмутилась я.
Девочки загалдели:
«Если смешно! Хоть запрещай, хоть не запрещай. Смешно, и все!»
С ними не согласна.
3 ноября. Для живущих в школе-интернате сегодня была экскурсия на автобусе в город.
Нас высадили из автобуса на высоком берегу реки Туры. Недалеко здание с колоннами — краеведческий музей. Мы поднялись к Троицкому собору. За музеем городище, где стояла столица татарского ханства.
Город назывался при хане Кучуме Чимги-Тура. Сейчас в городе 150 тысяч человек. Валерка Подкидышев посмеивался надо мной, что я записываю слова экскурсовода.
7 ноября. Классная руководительница объявила на собрании, что я ударница. Первая четверть закончилась: В каникулы займусь алгеброй, а то у меня 4. Девочки записываются в клуб «Маленькая хозяюшка», будут учиться стряпать, готовить обеды. Мне неинтересно.
Вчера Подкидышев до обеда терпеливо объяснял мне задачку. Сидели за партой. Он обнял меня рукой за плечо, другой записывал в тетрадке уравнение, тут же решил его. Потом дал задачку для самостоятельной работы и ушел. Сидела и размышляла: как ему все легко дается? Если бы он захотел, был бы отличником. У него есть тройки. Ничего не учит, все знает.
Вдруг со двора долетел свист. Из тысячи любых свистов я узнала бы этот! Так лихо умеет свистеть только Валерка. Вызывает меня на улицу. Открыла окошко и с третьего этажа глянула вниз. Валерка в вельветовой курточке ярко вырисовывался на фоне белого снега. Рядом с ним Юрка Мартемьянов.
«Ксеня, беги фотографироваться!»
Сунула учебники и тетрадки в парту, поскакала вниз. У подъезда нас выстроили группой, щелкнули раза два аппаратом. С нами была комсорг школы Дина Солдатова.
8 ноября. После обеда ждала в классе Валеру. Тихо вокруг, пусто. Выглядывала в окошко. Вдруг слышу в коридоре шаги, открывается дверь, входит директор. Испугалась: сейчас будет за что-нибудь отпевать. Он подошел к окну и тоже, как и я, стал наблюдать за улицей. Отошла к своей парте, где Валерка вырезал ножом: «Ксеня + Абдрахман = Любовь». Прикрыла буквы тетрадкой. Вот-вот прибежит Валерка. Стояла у парты и нервничала. Илья Борисович уперся взглядом в «пейзаж» на улице и молчал. Высокий, с сединой на висках. Медленно отделился от подоконника, приблизился ко мне, обнял и тихо произнес: «Ксюшенька, я давно хотел признаться, да не решался…»
Прижал мою голову к груди, поцеловал в щеку. Все случилось быстро, и я рта не успела открыть. Осторожно, но решительно освободилась от него, глянула снизу вверх. Задумчивый, высокий, еще красивый мужчина. Говорят, ему 38 лет. Во мне смешались презрение и удивление, горечь, обида и ожидание Валерика. Губы мои молчали, но стыд и страх терзали мою душу. В голове толокся шепот: «Прошу вас, Илья Борисович, помолчите. Я мала и не разбираюсь в таких ситуациях».
Он расслышал. Выбритое лицо его было напудрено, оно как-то зашевелилось, кожа натянулась. «Ты… Ксюша, любишь меня?»
Такой взгляд, каким он меня ощупывал, я замечала на директорских совещаниях, когда он собирал старост. Держал меня взглядом и ждал. Я колебалась. Боялась произнести «нет».
«Илья Борисович, я вас люблю как родного отца…»
Не отвела глаз. Какое-то время мы упирались зрачками.
«Да, да, конечно, понимаю, Ксюша, спасибо… — заторопился и отвернулся. — Тебе меня не понять… Во мне шевельнулось чувство впервые за столько лет… к кому… к девчонке…»
Веки будто покраснели, глаза повлажнели. Он был противен до крайности.
«Вы не подумайте, Илья Борисович, чего-нибудь», — испугалась я.
Он сделал шаг, чтобы уйти.
«Да, я люблю тебя тоже, как родную дочь».
Дверь распахнулась, влетел запыхавшийся Валерка, рот его был полуоткрыт: что-то сдавленно крикнул, хотел, наверное, восторженно заорать. Увидел директора и остолбенел.
«До свиданья». — Директор вышел из класса.
Валерка удивленно обошел меня, сел на парту.
«Извини, Валерик», — сказала я и покинула класс.