Дом на Баумановской

Майка, обрадованная, что в выходной лавка открыта, толкнула дверь, попав в типовой магазин со шкафами и прилавками по всему периметру и разнообразными плакатами на стенах, при первом взгляде неотличимый от любой булочной или колбасной лавки. Только полки шкафов тут были уставлены коробочками и пузырьками, и пахло не сдобой и пряностями, а гуталином.

На звук открывшейся и закрывшейся двери откуда-то из-подсобных помещений вышел седой старик в очках и коричневом фланелевом костюме. Майка поздоровалась и сразу, без отступлений, выложила, с чем пришла.

– Этот пузырек, – серьезном тоном взрослого проговорила она, положив на прилавок свой трофей, – я отобрала у мальчишки, который приобрел его, скорее всего, здесь. И для хулиганских целей.

Она подняла руку, показывая черную метку.

– Вы бы не могли припомнить, кому продавали чернила в таких пузырьках вчера или позавчера? На меня возле дома напала целая стая шпаны. Так этого оставить не могу. Нужно наказать разбойников. Приметы одного из них такие: глаза зеленые, волосы светлые, щербинка между зубами.

Продавец нахмурил лоб, пытаясь припомнить. Майка разглядывала его с любопытством. Кто был перед ней – Кроянс или Цукерман, – непонятно.

Почесав подбородок, тот проговорил:

– Ко мне многие заходят, разные покупатели, девочка. Но в последнюю неделю был только один мальчишка, подходящий под твое описание, и я его знаю лично, к сожалению. Я бы не хотел, чтобы его слишком бранили…

Он замолчал, склонив голову набок. Майка выразительно на него посмотрела и опять подняла испачканную в чернилах руку, давая понять, что месть не терпит отлагательств и она не уйдет, не поквитавшись.

– Да, я понимаю твое законное желание возмездия, но… – вздохнул он и опять отчего-то замолчал, не решаясь.

– Я только сделаю ему строгий выговор, – пообещала Майка. – И щелбан дам.

– Ладно, – вздохнул Цукерман-Кроянс, подтянув очки к переносице. – Не сообщай, пожалуйста, что здесь тебе сказали, как его найти. Боря Нежданов его зовут, двенадцати лет всего, ребенок совсем. Живет в детдоме № 45, здесь рядом в переулке Достоевского. Он с ребятами часто помогает нам с погрузкой.

Довольная первой победой Майка отправилась в детдом № 45 – деревянное двухэтажное здание бывшей школы, почерневшее, покосившееся и страшное, как врата ада. Сторож занимался покраской входной двери, возил вымазанной в темно-бордовой масляной краске кисточкой по голым доскам. Майка по-пионерски отсалютовала ему и потребовала встречи с директором. Того не оказалось – уехал за город. Майка потребовала зама. Им была строгого вида дамочка, говорящая с сильным немецким акцентом. Она встретила юную посетительницу в своем маленьком кабинетике с единственным окном без занавесок, сидя за конторским столом, на котором возвышались горы папок, учетных журналов и ведомостей. Она сделала жест в сторону стула, но Майка отказалась сесть. Несколько минут они смотрели друг на друга неприязненно, изучающе. Немка была сухарем на вид, спуску своим подопечным, видно, не давала, да и гостью жаловать не собиралась. Майка протянула свою чернильную ладонь.

– На шее у одного из ваших воспитанников есть вот такое пятно, – сказала она. – Требую немедленной выдачи хулигана.

Дамочка с немецким акцентом сначала взвилась, вскочила из-за стола, принявшись возражать и уклоняться, отказывалась верить словам Майки, и разговор их некоторое время выглядел так: «Ну мошет пыть…» – «Нет!», «Ну мошет пыть…» – «Нет!»

Майка стояла на своем. Все, что она могла сделать, это красочно рассказать, как ее вчера повалили на землю и облили руку чернилами, крикнув, что это черная метка.

– Но что им нушно пыло так талеко от сюта? – не унималась женщина, то и дело всплескивая руками. Она отчаянно не хотела неприятностей, однако тут же смягчилась, когда увидела заштопанный карман пальто гостьи, видно, факт порчи имущества задел какие-то глубины ее душевной организации – немцы очень помешаны на порядке. Она замолчала, походила взад-вперед, внезапно изменилась в лице, опять заломила руки и спросила таким же озабоченным тоном, как давеча торговец чернилами, что Майя намерена делать с правонарушителем. Согласившись на выговор и щелбан, зам вышла.

Через полчаса в дверях показался обидчик Майки, которого немка подталкивала в спину. Боря Нежданов – тот мелкий с финкой. Конопатое лицо вымыто, светлые, как колосящаяся пшеница, волосы тщательно зачесаны назад, глаза круглые, зеленые, как у кота. Одет он был в рубашку, темно-синий вязаный жилет поверх нее и те же серые и широкие, как паруса, штаны, основательно перепачканные черным – обливая Майку, он, оказывается, испачкал и себя. А второй пары штанов у него не имелось. Боря застыл в дверях, уперся, дальше идти не хотел, как его женщина сзади ни понукала.

– Ну что, – Майка поднялась, не по-девичьи широко расставила ноги и уперлась кулаками в бока, – я же сказала, что не уйдешь.