Дом на Баумановской

Грених бросил на нее короткий взгляд, аккуратно снял с трупа кепку, обнажив шрам на лбу и огромную вмятину, возникшую при ударе тяжелым предметом. Такие остаются после вдавленного перелома черепа.

– Ого! Я знал, что у него увечье… но чтоб такое! – ахнул старший следователь. – Чем это его так?

– Жена Баранова говорила, что ее мужа часто встречал человек, у которого из-под шляпы выглядывал шрам. И Ася тоже на него намекала мягко. Я значения не придал… – Грених вздохнул. – А ведь я его знаю, он тоже был в перевязочном пункте, оперировал его не я, но он с марта 17-го лежал у нас, его транспортировку все откладывали, боялись, что дороги не вынесет. Операцию перенес хорошо, но месяцами держалась лихорадка… Черт, он ведь мог грифель жрать, сукин сын, и притворяться. Кажется, он был одним из тех, кто организовал солдатский комитет, его ждал трибунал.

– Имя его помните?

– Откуда? – Грених безнадежно покачал головой. – И лицо его всегда было в бинтах… Я из тех лет немногое помню, вспышки какие-то, фрагменты. Знаешь, сколько сил стоило начать это забывать?

Несмотря на то что дело это стало еще более непонятным и запутанным, Грених почувствовал облегчение – человек, покушавшийся на Асю, мертв, он больше не опасен, он не явится к ней в больницу. Он убивал, вооружившись учебником по судебной медицине. А идею ему эту случайно подал тот, у которого нынешний губпрокурор украл имя. Оставалось доказать, что они были заодно.

Прошли дальше, стали делать обыск каморки. В глубине на ящике стояла до дна опорожненная бутылка водки, рядом стакан, огарок свечи, тарелки с нарезанными крупно луком и солеными огурцами, почти не початыми, под бутылкой несколько листов, исписанных самим Сацуком – Фролов узнал его почерк.

Твердой рукой, не без грамматических ошибок и с вкраплениями украинского управдом писал письмо, почему-то обращенное к Асе, сознаваясь, что Баранов и Кисель были его пособниками в создании беспорядков, что агент угро заносил в протоколы откровенную ложь, что брал за это деньги и ждал квартиры в этом доме, а потом передумал. Сознавался, что принудил Баранова к самоубийству, а также убил Киселя, когда тот оплошал, судмедэксперта доктора Бейлинсона, начавшего о чем-то догадываться, и страшно раскаивался в нападении на Асю. Он писал, что она его раскрыла, и просил у нее прощения… В планах трех товарищей было обзавестись квартирами, выжив из них венгров, за которых никто бы не стал вступаться. Сам Сацук хотел вывезти в Москву семью своего брата и старых родителей, оставшихся в Житомире.

– Ну все теперь ясно, – вздохнул Фролов, – получается, сначала он составил предсмертное признание… видно, Агния Павловна его совсем застыдила… Потом с горя напился, или чтобы придать себе смелости, и повесился.

– Выбрав способ удавиться тоже из учебника. Там есть иллюстрация, полностью повторяющая его смерть… – кивнул Грених. – Но только записка – липа.

– Где вы видите… что это липа? – насторожился Фролов.

– Потому что все это слишком просто, – Грених призадумался. Швецов упоминал о каком-то своем товарище, говорил, что он, мол, болен, имеет обостренное чувство справедливости и потому убил Швецова. Это он, значит, имел в виду Сацука, уже тогда готовясь его подставить.

– Все перечислено, ничего не упущено, – добавил Константин Федорович. – Кроме одного. Доктор Бейлинсон – он уж точно не был заинтересован в расследовании… Разве ты не видишь? Он хочет замести свои последние следы, но от семьи Бейлинсон удар отводит.

– Кто – «он»? Вы все-таки думаете на… п-прокурора?

– Ход конем, подставил ради мата собственного ферзя.

Фролов выдавил тяжелый вздох, озадаченно почесав макушку.

– Что нам теперь делать?

– Что делать, что делать! Понятых звать и оформлять, – разозлился Грених – из головы все не шли мысли о Швецове. Как же доказать его связь с управдомом?

Глава 17 Торжество дактилоскопической экспертизы

Кто этот человек? Где он жил? Чем он занимался до того, как отправился на фронт? Он был призван? Или же, как и Грених, пошел добровольцем? Мог ли этот приспособленец, что сейчас занимал кабинет губпрокурора, быть атаманом Степновым? Или же эту роль за него играл кто-то другой? Сколько человек помимо Киселя, Баранова и Сацука у него были в подельниках? Не фальшивая ли у Сацука фамилия и биография? Это можно было бы выяснить из военного архива, но тогда перевязочный пункт взлетел на воздух со всеми документами.

Поздним вечером Константин Федорович сидел на полу в секционном зале Института Сербского, на одном из столов лежал готовый к вскрытию управдом. Грених не нашел ни единого внешнего подтверждения, что тот был убит. Смерть наступила от механической асфиксии вследствие сдавления шеи петлей. Имелась всего одна странгуляционная борозда, и она указывала на самоповешение. Он знал, что напрасно потратит время, копаясь во внутренностях этого человека, и уже не испытывал к нему ненависти – Сацук стал его материалом, который мог бы вывести на главного преступника, на Швецова, на его личного теперь Мориарти.