Дом на Баумановской

– Что делал атаман Степнов в вашей усадьбе? – пытался помочь ей Константин Федорович. – Все знают, что три года там была его ставка.

– Он считал, что усадьба принадлежит ему. Явился как к себе домой в форме венгерского кавалериста с пятью возами винтовок и кучей оборванных дезертиров. Все они были русскими, некоторые малороссы, некоторые из Чехословацкого корпуса, одеты кто во что горазд и где-то уже ограбили артиллерийский склад. Они взяли наш дом в плотное кольцо, в лесу было удобно прятаться… – начала она и опять остановилась, будто вела мысленный подсчет тому, что уже сообщила. Она все время боялась сказать лишнее и сделать что-то не так. Грених понимал ее. Швецов не оставляет в живых тех, кто не справляется с поставленной задачей. Кисель был удавлен, как только попался, Сацук не смог убить Асю и тотчас стал быстро разыгранной картой, хотя, судя по послужному списку, занимал должность придворного вассала и был назван братом.

– Значит, Володя вернулся с войны с отрядом? А когда он на нее отправился?

– В шестнадцатом. До того пропадал невесть где, лишь изредка приезжая в усадьбу. Но ни я, ни Николай его не видели. Только Коля. Сын маленьким был, года четыре… Лопотал что-то о мужчине в черном, который приносил ему всякие детские безделки, вместе они слушали патефон. Мы не обращали на это особого внимания. Коля рос с нянькой, француженкой, она им занималась, жил в другом крыле. Нам хотелось думать, что это какой-то из ее хахалей.

– А в каком месяце восемнадцатого он окружил усадьбу?

– В апреле. К тому времени Рязанский губисполком уже развернул работу по установлению советской власти, вовсю действовал ревком, в распоряжении которого было множество революционных отрядов в составе красногвардейского полка. Он уже столкнулся с уездной милицией и разбил несколько маленьких ее отрядов. Степнов испытывал беспокойство, слыша отовсюду о вновь открывающихся партийных ячейках, которые пополнялись возвращавшимися с войны солдатами, – не сегодня завтра его могли взять. Он понимал, что нужно осуществить плавный переход на чужую сторону. А это можно было сделать, только если будут люди на той стороне. Тогда он приманил в свою ставку одного из красных командиров, сказал ему, что он анархо-коммунист и готов принять советскую власть. Наивный юноша был тот командир – едва пух пробился над губой, чуть старше моего Коли. Поверил вздору, что нес Володя, выслушал его условия, сиял как медный таз, мысленно представляя, как приведет в исполком большой отряд вооруженных до зубов анархо-коммунистов. Володя потребовал, чтобы его людям были выданы красные нашивки – две тысячи, хотел, чтобы большевиков напугало это число, и желал иметь своего человека либо в военном комиссариате, либо в чрезвычайке, а взамен обещал взять на себя белых офицеров полковника Любомирова и Козловского. От своей банды в губисполком Степнов отправил Швецова…

– То есть себя самого? – кивнул Грених. Хоть и не было произнесено, что этот таинственный Володя и есть нынешний Швецов, Грених быстро это понял.

– Да, себя самого, – вздохнула Ольга. – Он заставил юнца написать письменное поручительство… мол, ручается за честность этого Швецова, за преданность партии Ленина и все такое. На войне погиб мой кузен, у Володи был его царский паспорт. Ведь тогда еще не вклеивали фотокарточек… А того юнца он сразу запер в подвале. Сказал, на время, но отряду и председателю Рязанской губчека Бирюкову по приезде рапортовал, что командир революционного отряда пал смертью храбрых под пулями белых. И тут и началось самое невозможное. Тут-то Степнов и превратился в легенду и показал себя во всей красе. Будучи в чрезвычайке комиссаром, узнавал на сходках, какие имения подлежат конфискации и куда направились выборные представители крестьян и земельный комитет, и тотчас им вслед отправлял своих – у всех красные шевроны на рукавах. Они грабили имение, а представителей, которые пришли конфисковывать, в основном отпускали, иногда тоже запирали у нас в подвале, чтобы иметь возможность выкупа. Но кулаков, помещиков, прятавшихся по углам, жестоко убивал… отрубал им головы, насаживал на частоколы, расчленял тела, приводил пленными в дом и устраивал под окнами над ними казни и расправу. Его не интересовали земли, поместья он бросал пустыми, а позже их забирали под совхозы и артели представители губисполкома. Его интересовала только кровавая бойня, безнаказанная возможность кормить внутреннего зверя, алчущего крови… При этом сам он участия в расправах не принимал, наблюдал из окон, обозленная солдатня сама была рада кровавым развлечениям. Больше двух лет так жили… Вскоре совсем рядом в Тамбовской губернии разбили банду атамана Антонова, в Воронежской поймали атамана Колесникова, а наш все держался. Часть антоновцев к нему перебралась.

– Получается, все два последующих года кто-то оставался в усадьбе за атамана?