Дом на кладбище

Нелегко, надо признать, приходится и Уайтам с Шарлоттой, ее хозяева делают все от них зависящее, чтобы гувернантка в их доме прижилась, хвалят ее, «стараются найти с ней общий язык» (фраза, оптимизма не внушающая), потакают ей, приглашают Патрика приехать к ним в Аппервуд погостить — но у них ничего не получается. Шарлотте-гувернантке не хватает самого главного — любви к детям, к чужим, во всяком случае, отчего эта профессия ей, по ее же собственным словам, противопоказана. Если этого чувства нет, объясняет она Эмили, жизнь домашнего учителя будет тяжкой и бессмысленной борьбой от начала до конца. Гувернантка может зарабатывать совсем неплохо (зарабатывает же Энн почти вдвое больше, чем Шарлотта), но счастливой «в людях» она не будет никогда.

И все же Шарлотта еще какое-то время продолжает тянуть лямку, да и Уайты не хотят с ней расставаться. На решительные действия у нее из-за ее повышенного чувства долга, любви к родным, ответственности перед ними нет моральных сил. То ли дело Мэри Тейлор: подруга Шарлотты заявила, что ни за что не пойдет ни в гувернантки, ни в учительницы, ни в модистки, ни в служанки. В Англии, Мэри нисколько не сомневается, хорошей работы ей не найти, а потому она собирается куда подальше — в Новую Зеландию. «За три моря» Мэри и в самом деле уедет — только гораздо позже. Пока же она решила ограничиться Европой, собирается в Бельгию, в Германию, чем необычайно увлекла Шарлотту, у нее, как и у ее героини Джейн Эйр, перемены заложены в натуре и никак не реализованы:

«Просыпалась жажда обладать зрением, которое… достигло бы большого мира: городов и дальних краев, кипящих жизнью».

Она, как и Джейн, мечтает «приобрести побольше опыта, встречаться с близкими по духу людьми, расширить круг своих знакомств, а не ограничиваться обществом тех, с кем судьба свела меня здесь».

Некоторое время назад Шарлотта вместе с Энн затеяли было открыть собственную школу — мисс Вулер готова оказать посильную помощь, предоставить для школы помещение, и совсем недорого. А почему бы для начала не поехать, скажем, в Брюссель и не поучиться в тамошней школе? Набраться опыта, овладеть французским — такой опыт, такие знания в любом ведь случае пригодятся. А собственная школа никуда не убежит.

И Шарлотта, не откладывая заграничные планы в долгий ящик, в сентябре того же 1841 года посылает запасливой тетушке Брэнуэлл письмо следующего содержания:

«Во Францию или в Париж я ехать не хочу. Я бы скорее поехала в Брюссель, в Бельгию. Дорога обойдется нам недорого, самое большее в пять фунтов, жизнь в Брюсселе вдвое дешевле, чем в Англии, а образование, по крайней мере, не хуже, чем в любой другой европейской стране. Не пройдет и полугода, как я бегло заговорю по-французски, подучу итальянский и, может даже, займусь немецким. Если, конечно, здоровье не подведет.

Быть может, папа сочтет этот план безумным и амбициозным — но ведь без амбиций никому еще не удавалось преуспеть в этом мире, правда? Он и сам в свое время повел себя ничуть не менее амбициозно, когда приехал из Ирландии в Кембридж. Я хочу, чтобы мы все поехали в Европу. Я знаю, мы талантливы, и пришло время этим талантам раскрыться. Очень рассчитываю, тетушка, что Вы нам поможете. И коль скоро Вы дадите согласие, Вам не придется раскаяться в своей доброте».

Шарлотта рассказала тетушке не все. Во-первых, школьный проект откладывался до лучших времен. Во-вторых, поучившись в брюссельской школе, можно будет попытаться устроиться работать за границей, ради чего, собственно, Шарлотта и надумала ехать в Европу. И, в-третьих, под «мы все» подразумевались только двое — Шарлотта и Эмили; Шарлотта, склонная к мистике, но с умом вполне практическим, прикинула, что ее одну отец не отпустит. Энн своей работой дорожит, да и жалованье у нее приличное, полусотней фунтов в год не бросаются. Что же до Брэнуэлла, то спутник он с его неуравновешенностью, слабохарактерностью, слабостью к спиртному не самый лучший, да и есть ли в бельгийской столице мужской пансион такого уровня? К тому же и увлечения у Брэнуэлла вовсе не академические.

Сердобольная, хотя и прижимистая тетушка, как Шарлотта и надеялась, в помощи не отказала, и 8 февраля 1842 года Шарлотта и Эмили с Патриком, сопровождавшим дочерей до Лондона, а также Мэри Тейлор с братом отправляются впервые в жизни за границу. И впервые в жизни оказываются по пути в Брюссель в британской столице. Останавливаются, как в свое время их отец, в Сити, в Патерностер-Роу, районе, где в восемнадцатом веке сиживала в кофейнях славная лондонская и театральная литературная братия: Сэмюэль Джонсон, Генри Филдинг, Оливер Голдсмит, Дэвид Гаррик. Веком позже литераторы больше в Патерностер-Роу не селились, зато облюбовали эти места неподалеку от собора Святого Павла издатели и книгопродавцы. Из окон небольшой гостиницы «Чептер Кофихаус», где остановился Патрик с дочерьми, открывался вид на величественное творение сэра Кристофера Рэна.