Дом на мысе Полумесяц. Книга первая. Братья и сестры (ЛП)

Дедушка Каугилл наверняка гордился бы, узнав, что ты назвал первенца в его честь, а мама будет тронута, когда узнает, что твою дочку зовут Цисси. Но прежде спрошу, позволишь ли ты передать новости о тебе остальной семье. Когда принесли письмо, я была одна, и это, пожалуй, хорошо, ведь мама с папой непременно узнали бы твой почерк. Я с уважением отнесусь к твоему желанию, но родители, безусловно, будут рады узнать, что ты здоров, счастлив и ни в чем не нуждаешься; им также будет любопытно узнать про внуков. Прошу, дай мне знать; мне очень хочется всем о тебе рассказать. Майклу я уже рассказала, но он поклялся хранить тайну.

Передавай сердечный привет Элис, маленькому Солу и малышке Цисси. Твоя любящая сестра Конни.

Она написала на конверте их с Майклом новый адрес, запечатала письмо, незаметно вышла из дома и направилась на почту.

* * *

Когда Хильда Драммонд закончила школу принцессы Каролины и уехала навсегда, горю Ады не было предела. Она чувствовала себя потерянной и одинокой и не знала, как дальше жить. Хильда, ставшая ее подругой, наставницей, а впоследствии и возлюбленной, скрасила первые годы пребывания Ады в школе. Однако с ее отъездом карьера личной помощницы старосты для Ады кончилась, и ее перевели в четырехместную спальню, где царила куда менее изысканная атмосфера. Постепенно она привыкла к новому распорядку и держалась особняком, а вскоре подружилась с одной из соседок. Элеонора Роудз, хрупкая, красивая блондинка, чем-то напоминала покойную Цисси и отличалась таким же кротким нравом. Ее робость и застенчивость служили предметом насмешек для некоторых девочек, и изначально они с Адой подружились именно из-за этого. Крепкая Ада могла за себя постоять и предупредила обидчиц, избравших Элеонору целью мелочных и злых издевок, держаться от девушки подальше; так они и сблизились.

Элеонора обладала исключительным талантом к живописи, и учительница рисования прочила ей большое будущее. Ей особенно хорошо удавались пейзажи, а сельские панорамы Северного Йоркшира были так прелестны, что ее таланту нашлось применение. Учителя даже специально освобождали Элеонору от уроков, чтобы та больше писала местные красоты. Однако на пленэр необходимо было ездить, а наставники девушки не могли отпустить ее одну. Это было бы и невозможно с практической точки зрения, ведь художнице приходилось носить с собой тяжелое снаряжение. Так Аду подрядили быть ее компаньонкой и носильщицей, и девушки провели немало погожих летних дней на природе. По сути, они выезжали на пикники и подолгу отдыхали; иногда Элеонора вставала за мольберт. Она выбирала сцену, которую хотела написать, а Ада разворачивала одеяло, сидела и читала, пока Элеонора не уставала от работы или не наступала пора обедать.

Одним жарким летним днем девушки разбили лагерь на небольшой поляне в лесу в верхнем Ниддердейле. Рядом журчал небольшой ручей с каменистым дном, впадая в реку Нидд, в свою очередь сливавшуюся с могучими водами Уза. Через ручей был перекинут маленький деревянный пешеходный мостик, поросший мхом от постоянной сырости. Ада прилегла с книгой на одеяло, а Элеонора начала писать этюд. Вскоре Аду убаюкали теплое солнышко, густой медовый аромат луговых цветов и колыбельная ручья, ласково журчавшего над ухом, и она задремала.

Проснувшись, она поняла, что не знает, который час. Спросила у Элеоноры, долго ли спала, а та рассмеялась и ответила:

— Несколько часов. Ты всех птиц распугала своим храпом.

Ада поморщилась, села и разгладила платье.

— Удалось ли написать шедевр? — спросила она.

— Иди сюда и сама посмотри.

Ада поднялась; она долго лежала на неровной земле, и тело затекло. Встав рядом с Элеонорой, взглянула на картину, и глаза ее удивленно округлились. Девушке точно удалось передать окружающий пейзаж: деревья с густой листвой, серебристые оттенки брызг на камнях в ручье, замшелые доски моста. Сцена оживала на холсте и была передана с удивительной точностью. Но Аду поразил передний план, где было изображено одеяло с остатками угощения и брошенной книгой и сама Ада с растрепанными волосами и разметавшейся юбкой, забывшаяся глубоким сном.

— Вот это да, — с восхищением и удовлетворением произнесла она. — Блестящий этюд, вот только я совсем на себя не похожа; в жизни я не такая красивая, какой ты меня изобразила.

— Ерунда, — решительно ответила Элеонора. — Ты очень красивая.

Что-то в ее тоне удивило Аду. Она взглянула на подругу. Элеонора зарделась и робко улыбнулась. Ада долго и пристально смотрела на нее.

— Скажи, — выдохнула Элеонора тихо, почти шепотом.

От изумления Ада лишилась дара речи.

— Хочешь, чтобы я сама сказала? — спросила Элеонора.

Ада могла лишь кивнуть.

Элеонора оглядела пустынные окрестности, аккуратно положила кисть на мольберт, молча взяла Аду за руку, притянула к себе и поцеловала.

— Давно ты поняла? — спросила Ада. Они лежали на одеяле и мечтательно смотрели в голубое небо с разбросанными по нему тонкими кружевными облачками.