Дом на мысе Полумесяц. Книга первая. Братья и сестры

Нежелание пускать мужчин в свою жизнь объяснялось страхом. Отношения подразумевали обязательства, а обязательства — необходимость объяснять и отвечать на неудобные вопросы. Наоми понимала, что проживает фальшивую жизнь и даже имя у нее ненастоящее, а мысль о том, что прошлое раскроется, приводила ее в ужас. Так было, пока она не встретила Саймона. С ним она отчего-то чувствовала себя в безопасности и обрела покой, которого в ее жизни так недоставало.

Поскольку Наоми работала, свободное время у нее находилось только по воскресеньям; иногда по вечерам она ходила в театр. Впрочем, редкие спектакли подходили для пятилетнего Джошуа, разве что пантомимы в новом театре «Альгамбра» в Брэдфорде — одни из лучших в стране.

Шли месяцы, и Наоми с Саймоном сблизились. Она чувствовала, что он привязался и к ее сыну, а Джошуа, не привыкший к мужской компании, души не чаял в Саймоне. Однако чувства Саймона к ней были ей не совсем понятны; еще более запутанными были ее собственные чувства к нему.

Ему вроде бы нравилось ее общество; он любил делать ей приятное и радовался, когда радовалась она, но не предпринимал попыток дать ход их отношениям. Оставаясь одна, она все чаще думала о нем. Она привязалась к нему, но не понимала, к чему все идет.

Саймон и сам запутался. Он зашел далеко, но не мог рискнуть и сделать следующий шаг. Он чувствовал, что с Наоми связана какая-то тайна и под ее внешней открытостью и веселостью скрывается глубокая тревога. Будь у него больше опыта с женщинами, он бы осмелел и спросил бы ее начистоту. И это стало бы большой тактической ошибкой.

В конце весны тысяча девятьсот двадцать первого года ситуация неожиданно разрешилась. Саймон все объяснил Наоми:

— На фирме близится годовой аудит. Боюсь, меня завалят работой. Мало того, я должен делать отчет по каждой компании группы. А мы недавно купили несколько предприятий, так что работы прибавится. — Он замолчал. — Я финансовый директор и отвечаю за точность подсчетов, поэтому большинство работы на мне. Придется нам отменить наши поездки на несколько недель; мне предстоит работа без выходных.

Наоми с трудом скрывала разочарование:

— Конечно, Саймон; карьера прежде всего. Так и должно быть.

Несмотря на эти храбрые слова поддержки, следующие несколько недель показались ей нескончаемыми. В будни она не ждала выходных, а вечера проходили уныло и одиноко. Воскресенье — раньше это был ее любимый день недели — казалось невыносимым.

Они не виделись более пяти недель, и она уже засомневалась, увидит ли его снова, но однажды в субботу вечером, когда она гладила блузку для работы, в дверь постучали. Она открыла дверь и обнаружила Саймона; тот стоял на пороге и нервно сжимал в руке шляпу. Он робко улыбался, словно прося прощения; лицо осунулось и выглядело усталым, плечи ссутулились от переутомления.

Наоми пригласила его в дом, усадила в маленькой гостиной и заварила чаю. А вернувшись, увидела, что он уснул в кресле. Она долго смотрела на него, а потом, словно решившись, растормошила его и протянула ему чашку. Саймон извинился, но Наоми лишь отмахнулась.

— Одно я знаю точно, — сказала она тоном, не терпящим возражений, — в таком состоянии садиться за руль и ехать в Шипли нельзя. Можешь остаться и хорошенько выспаться.

Саймон вытаращился на нее; от усталости он плохо соображал. Он знал, что принимать ее предложение не стоит, но так устал, что спорить не мог. Он смиренно согласился, она взяла его за руку и отвела наверх. В доме были всего две спальни: в большой спала Наоми, а в маленькой, размером не больше кладовой, — Джошуа.

Наоми оставила Саймона, чтобы тот мог раздеться, и спустилась запереть дверь. Когда она вернулась, он уже крепко спал. Она тихонько разделась, надела ночную рубашку и легла на двуспальную кровать с ним рядом. Саймон даже не пошевелился. Наоми долго лежала и смотрела на спящего мужчину, которого успела полюбить. Рука сама потянулась к нему; она обняла его за талию. Саймон что-то удовлетворенно пробормотал во сне.

Ему снился сон. Во сне он обнимал Наоми. Они были обнажены и молча смотрели друг на друга, а окружающего мира словно не существовало. Саймон был счастлив, ведь он знал, что именно этого он хотел все время с тех самых пор, как встретил Наоми. Он радостно вздохнул.

Проснувшись, он ощутил разочарование. Это был всего лишь сон. Сквозь занавески просачивался бледный солнечный свет. Вдруг Саймон понял: что-то не так. Утреннее солнце никогда не светило в окно его спальни. И окно было на другой стене… справа, а не слева. Растерявшись в краткий миг между сном и пробуждением, он перевернулся на другой бок и, к потрясению своему, обнаружил рядом спящего человека.

Кто это был, как он здесь оказался и что произошло? Мысли замельтешили у него в голове, а потом он вспомнил. В этот момент, словно по сигналу, Наоми открыла глаза. В бледном свете он увидел, как она сонно улыбнулась, еще не до конца очнувшись от дремы; в панике осознал, что раздет до трусов, а на Наоми — всего лишь тонкая прозрачная ночная рубашка, не рубашка даже, а тонкий пеньюар и ничего больше.