Люк Фишер снова стал героем. Финлей был дома, похитители больше ему не угрожали, и необходимость в секретности отпала. Когда известия дошли до репортеров, те сбежались к дому Финнеганов, как стая голодных динго. Хотя Патрик Финнеган строго наказал членам семьи не давать интервью, расследование смерти одного похитителя и суд над другим подбросили журналистам достаточно материала. На обоих слушаниях Люк и сержант Бродуит давали показания; читатели газет получили немало красочных подробностей.
Для двух семей — Финнеганов и Фишеров — Люк был уже не просто знаменитостью или обычным героем, он стал легендой. Многим юношам вскружило бы голову такое обожание, но Люк не наслаждался им; его оно смущало. Он убил человека при весьма неприятных и опасных обстоятельствах. Все хотели говорить с ним об этом, смакуя подробности. А Люку хотелось лишь жить своей жизнью и чтобы его оставили в покое.
Через две недели после перестрелки атмосфера в доме Финнеганов-Фишеров более-менее вернулась к нормальной, и Люк решил поговорить с дядей о работе в «Фишер-Спрингз». Дело было ранним вечером; они сидели на веранде с видом на реку.
— Куда спешить, — ответил Патрик, — давай поговорим, когда тебе исполнится восемнадцать.
Люк слегка покраснел, но ничего не ответил. Встал и пошел в дом. Луиза взглянула на мужа; тот пожал плечами.
— А какое сегодня число? — спросила Луиза.
Патрик ответил.
— О боже! — в ужасе воскликнула она. — Сегодня у Люка день рождения, ему восемнадцать, а все об этом забыли! Мы думали только о Финлее и наших проблемах и даже не поздравили Люка с днем рождения. А мы стольким ему обязаны! Вот неблагодарные. — Мучимые угрызениями совести, они поспешили в дом исправлять ситуацию.
В следующий понедельник Люк начал работать в «Фишер-Спрингз», учиться бизнесу и его законам. Через четыре дня вернулся из командировки его брат Филип. Он ничего не знал о случившемся дома, но первая же газета сообщила ему все — с передовицы на него смотрело лицо брата. Шумиха, окружившая Люка в связи со спасением маленького Финлея, странно подействовала на Филипа. Тот понимал, что должен гордиться младшим братом, но вместо гордости испытывал обиду. Мало того, во многих газетных заметках припоминали пожар в доме Фишеров, и Филип, зная, что обязан Люку жизнью, чувствовал себя виноватым, что завидовал ему. А когда вернулся домой и обнаружил, что Люк теперь работает в «Фишер-Спрингз», обида и зависть всколыхнулись в нем с новой силой.
Не считая внешнего сходства, у братьев почти не было ничего общего. Филип отличался усердием, молчаливостью и осторожностью, граничившей с робостью, любил все планировать и действовать осмотрительно. Люк, напротив, был экстравертом, смелым и решительным; его было легко развеселить и трудно разозлить, и он отличался внутренней устойчивостью и непоколебимостью. Поскольку братья были полной противоположностью друг другу, смелость Люка, его решительная и деятельная натура раздражали Филипа, что привело к ряду стычек между ними. И хотя Люк был на шесть лет младше Филипа и должен был уважать его как младший брат старшего, слепое уважение противоречило его природе.
Патрик Финнеган однажды заметил:
— Иногда я чувствую себя судьей боксерского матча, который пытается разнять боксеров. Это нелегко; у Люка много хороших идей, но Филип упорно не хочет их замечать. Отрицает все, что придумано Люком. Беда в том, что я не могу во всем поддерживать Люка; тогда Фил будет думать, что я делаю это из благодарности, и обидится.
— Уверена, со временем они успокоятся, — спокойно отвечала Луиза.
Обычно Луиза Финнеган верно оценивала человеческое поведение, но в этот раз, увы, ошиблась.
Часть третья: 1935–1937
Глава двадцать пятая
Джошуа Джонса не понадобилось долго уговаривать и убеждать присоединиться к небольшой группе зарубежных агентов Идрита Пойнтона. Он ощущал себя глубоко несчастным, в университет возвращаться не хотел и с радостью взялся за новое интересное дело. Его беспокойная неудовлетворенная душа жаждала приключений. Пойнтону понадобилось лишь слегка пустить в ход обаяние и дар убеждения, и Джош сам поверил, что работа на правительство ее величества в Европе поможет воплотить его смутные нереализованные амбиции.
Ранее Идрит успокоил опасения Саймона и Наоми, которые боялись возможных последствий ее прошлого.