— Представь, что некто, мягко говоря, недружелюбно настроенный узнает, кто ты на самом деле. Чтобы надавить на тебя, твоей семье могут угрожать. Это крайне маловероятно, но я считаю, лучше перестраховаться.
Оставшись один в своей комнате и изучив документы, Джош осознал зловещий смысл предостережения Пойнтона. Впервые ему стало одиноко; одиноко и немного страшно. Наутро он отдал Идриту бумаги и поставил на пол чемодан.
— Все мои вещи, — сказал он. — Нижнее белье, носки, ботинки и все прочее.
Пойнтон указал ему на стул и начал расспрашивать по информации, содержавшейся в документах. Удовлетворившись ответами, подошел к сейфу, убрал в него бумаги и достал другой пакет, меньшего размера.
— Здесь твой паспорт, банковская книжка, немного наличных денег, чтобы хватило на первоначальные нужды. По мере необходимости сможешь снимать больше денег в банке. Отплываешь сегодня. Осталось лишь рассказать, куда и в чем состоит задание.
Пойнтон указал на чемодан, стоявший у стола.
— В чемодане четыре смены одежды и все необходимое. Надень один из костюмов сейчас, а свою одежду оставь здесь.
Глава двадцать шестая
Конфликт, назревавший между Филом и Люком Фишерами, достиг пика, когда Люк проработал в «Фишер-Спрингз» чуть больше года. Поскольку оба брата освоились в семейном бизнесе, Патрик Финнеган решил потихоньку отходить от дел и проводить больше времени с семьей. Они с Луизой стремились уделять как можно больше внимания Финлею. Физически их младший сын оправился от похищения, но травма по-прежнему напоминала о себе в эмоциональной сфере, и все признаки посттравматического синдрома были налицо. А ведь, помимо Финлея, другие дети Патрика и Луизы также требовали внимания.
Когда Патрик взял месячный отпуск, чтобы побыть с Луизой и детьми, первые главы драмы, которой предстояло разыграться между Люком и Филом, уже были написаны. Братья владели одинаковыми долями акций и по праву имели одинаковые доли власти в компании; Патрик Финнеган следил, чтобы этот баланс не нарушался. Однако Филип был старше и опытнее, считал компанию своей и полагал, что остальные должны ему подчиняться. Люк же по природе своей отвергал авторитеты. Первые две недели отпуска Патрика Финнегана совпали с конференцией газетных издателей в Америке, куда теперь можно было долететь на самолете, правда, сложным путем с несколькими пересадками. Филип отправился туда.
Конференция прошла успешно. В последний день к Филипу подошел глава австралийского издательства; под предлогом конференции тот отправился в круиз с женой. Они разговорились, и первые же его слова озадачили Фишера. Последующее выяснение привело к раздражению; наконец, Филип впал в ярость.
— Рад, что сделка удалась, — проговорил магнат.
— Какая сделка? — спросил Филип.
— Покупка трех радиостанций.
Филип растерянно заморгал.
— О чем речь? Мы покупали у вас три радиостанции?
— Да, я хотел избавиться от части активов. Старость не радость, знаете ли. Сегодня пришла телеграмма с подтверждением сделки. Вчера ваш брат Люк подписал все бумаги. А вы не знали?
— Э-э-э… знал, конечно. Но не знал, что сделка завершена, — промямлил Филип.
При разговоре присутствовали другие делегаты конференции; когда Фишер притворился, что знал о сделке, те явно не поверили.
По пути домой в аэропорту возникла задержка; Филип потерял два часа и опоздал на два промежуточных рейса. В итоге домой он попал только через полтора дня. Когда такси наконец подъехало к дому Финнеганов, было четыре утра. Тяготы долгого перелета добавились к жгучей злости на Люка за то, что тот узурпировал власть. А от усталости Филип утратил свою обычную способность к самоконтролю.
О том, что случилось дальше, Патрику и Луизе рассказала Дотти Фишер — единственная из детей Фишеров, кто находился в доме в тот момент. Она позвонила им в истерике, и, кое-как разобрав ее слова сквозь рыдания, Финнеганы как можно скорее вернулись домой на перекладных.
Через два дня Дотти и Белла Финнеган сидели в креслах-качалках на веранде. Младших детей отправили в дом, строго запретив бегать по балкону. Дотти начала рассказ:
— Проснулась я от страшных криков. Сначала решила, что в дом проникли грабители, но потом узнала голос Фила. Тот кричал на Люка и обвинял его во всех грехах.
— А Люк что? — спросила Луиза.
— Он от начала до конца не произнес ни слова. Я вышла из комнаты посмотреть, в чем дело. Фил вытащил Люка из постели и выволок на балкон. Прижал к перилам и душил. Он словно обезумел; я думала, он его удушит. Может, этим бы все и кончилось, но тут перила не выдержали, и они упали в прихожую. Я побежала звонить в скорую. Люк почти не пострадал, кроме пары синяков и сломанной руки, а вот Фил лежал без сознания; он сломал ребро и левую ногу. В больнице Люку вправили руку и, убедившись, что сотрясения мозга нет, отпустили.
— И где он сейчас? — спросил Финнеган.
— Ушел, — чуть не плача, выпалила Дотти.
— Ушел? Куда? — хором спросили Патрик и Луиза.
— Не знаю, — заплакала Дотти, — но, думаю, он уже не вернется.
— Не понимаю. Как это не вернется? — всполошилась Луиза.