Дом на побережье

— Он сказал, что Лиз предпочла его. Так и сказал. А я ответил, что тогда ему придется умереть, потому что Лиз моя перед Богом и людьми, моя навечно. «Что ж, так тому и быть», — сказал он и вытащил шпагу.

Я устал, потому что скакал всю ночь. Очень устал, а он был одним из лучших фехтовальщиков Петербурга. Последнее, что я видел — Лиз, стоявшая на песке и глядевшая на меня. По-моему, она что-то кричала, но я ничего не слышал. Она была с ним…

Мира хотела дотронуться до его плеча, но что-то остановило ее.

Он хочет смерти…Хочет убить его… Она знает это уже давно и бежит за ним, скрываясь между деревьев…

Берег моря. Двое мужчин, сцепившихся в смертельной схватке. Звон клинков. Кровь, расплывающаяся на белой рубахе.

— А-але-е-екс!!!..

Мира вздрогнула, моргнула, прогоняя видение.

— А ты…

— Я не знаю, что произошло, — перебил он ее. — Не знаю, почему я здесь. Но ты, Мира, ты — копия Лиз. И не только внешне. Я сразу узнал тебя. Пожалуйста, вспомни… ну должно же быть хоть что-то! Может, тебе мое лицо сразу показалось знакомым? Или голос? Или…

— Ты мне снился, — тихо ответила Мира, глядя на серый, пропыленный асфальт. — Ты, Михаил… Еще до того, как я узнала о вас. И Анна.

— Ты ее очень любила…

— Алекс, но я ведь не Лиз! — почти умоляюще крикнула она. — Я Мира, это моя жизнь, моя память. Это я, понимаешь?

— Но что-то ведь осталось и от Лиз, — он пригладил ее волосы, и Мира с ужасом осознала, что помнит этот жест. — Ты — это ты. А какой-то кусочек у тебя остался от нее.

Мира расстроенно покачала головой.

— Все равно… — тут она кое о чем вспомнила. — Алекс, когда я была в том доме, я нашла несколько писем. Может быть, это писала она? Вот, возьми, — она протянула ему связку, но Алекс покачал головой.

— Может… ты сначала?

— Почему я? Это ведь не мои письма, — начала было Мира, но тут же все поняла. Алекс боялся, по-настоящему боялся узнать, что хранят в себе эти письма. Боялся убедиться в том, что ошибался в своей жене, а еще больше — боялся убедиться в ее предательстве.

— Хорошо, — Мира подцепила ногтем тонкий лист, но только взлохматила край. Мысленно посмеявшись над собственной нерешительностью — смешок вышел довольно нервный — она аккуратно оборвала край конверта и вытащила небольшой, тщательно сложенный пополам листок. Почерк на листке показался ей знакомым, и внезапно она поняла, что этот почерк — ее собственный. Поборов безотчетное опасение, она развернула письмо.

Строки были ровными, только в конце слова слегка сползали вниз.

«Алекс,

прости мое беспокойство. Прости, но я никак не могу понять — что случилось? Почему ты отослал меня сюда? От кого ты хочешь меня защитить? Я не жалуюсь, здесь хорошо, я всегда любила этот дом — но мне не дает покоя тревога. Неужели ты впал в немилость к государыне? Алекс, милый, если это так, умоляю тебя — смири свою гордость, попроси у нее О, я знаю, ты никогда ни о чем не просишь. Я просто боюсь, Алекс. Боюсь, что тебя у меня отнимут, отнимут навсегда…»

Мира осторожно отложила в сторону листок. Значит, она не ошибалась. Письма писала женщина, которая страстно любила и боялась за любимого человека.