Дом на солнечной улице

В начале июля баба́ отвез нас в парк Гюнтерсвилль неподалеку от берегов реки Теннесси, примерно в часе езды от Хантсвилля. Мы с Мар-Мар радовались поездке, потому что баба́ обещал, что мы сможем поплавать в озере и поиграть на пляже. У меня были приятные воспоминания о Каспийском море на севере Ирана, где мы отдыхали на хорошо оборудованном частном курорте, построенном для высокопоставленных офицеров шаха и их семей. Мы с Мар-Мар любили собирать на пляже ракушки – игра, про которую мы почти забыли. Тысячи маленьких морских созданий жили у берега, где пенистая вода впитывалась в песок. Мы боялись, что эти создания будут ползать по нашим ногам, и потому играли далеко от берега на сухом песке, пока мама́н и баба́ не брали нас на руки и не проносили над пугающим местом, где вода встречалась с песком. Я гадала, как другие дети не боялись этих ползучих маленьких монстров и босиком заходили в воду. Мы качались на поверхности с помощью надувных нарукавников, будто светящиеся поплавки на конце удочки. Мама́н и баба́ хватали нас за ноги и играючи тащили под воду.

– Посмотри, какую блестящую треску я поймала! – говорила мама́н, хватая меня и целуя в щеки.

Но мама́н была безразлична к поездке в Гюнтерсвилль. Она сказала, что лучше останется дома и будет ухаживать за Мо, который был слишком мал, чтобы оценить пляж. Баба́ нахмурился и сказал, что с ребенком все будет хорошо в люльке. Она не спорила с баба́ и собрала наши пляжные полотенца, пока мы прыгали от радости на диване.

В парке дети плавали в сверкающем озере. Хрусталики песка переливались на солнце, будто одноглазый вор тащил за собой мешок с драгоценными камнями, не замечая, как они сыплются наружу. Баба́ нашел пустой стол для пикника с развернутым над ним зонтом и попросил нас разложить там вещи. В тот день мы были одеты в сарафаны на лямках с квадратными подолами, платья, которые мама́н сшила нам из одной ткани. Мамин подол спускался чуть ниже колен, а наши до лодыжек. У нас с Мар-Мар под платьями были купальники, и мы были готовы прыгнуть в воду, как только доберемся до озера.

– Мама́н, ты пойдешь с нами? – спросила Мар-Мар.

Мама́н собрала волосы резинкой и снова надела на голову соломенную шляпу.

– Я буду присматривать за вами отсюда, – сказала она. Она обмахнула лавку кухонным полотенцем и оправила платье, чтобы сесть.

– Но, мама́н, мы хотим играть с тобой, как раньше! – сказала я.

– Кто-то должен присматривать за Мо, – сказала она. Она склонилась, чтобы посмотреть на Мо, спящего в своей люльке. – С вами может пойти баба́.

– Я могу присмотреть за Мо, если хочешь пойти с девочками, – сказал баба́.

– Нет. Я предпочту посидеть тут с ним.

Баба́ не настаивал. Он расстегнул сумку, чтобы достать свои плавки. Я чувствовала гнетущую тишину, повисшую между ними, пока мы готовились к тому, чтобы пойти к озеру.

Мы с Мар-Мар плавали в теплой воде и играли друг с другом, пока баба́ приглядывал за нами со стороны. Несмотря на спокойствие момента, я чувствовала себя не в своей тарелке. Было ли это оттого, что мама́н не присоединилась к нам, как раньше? Или потому, что я была на новом месте, не таком знакомом, как Каспийское море?

Киноварное солнце окрасило верхушки пеканов и красных кленов, когда мы вышли из воды и завернулись в полотенца. Мы уже готовились уезжать, когда Мар-Мар вдруг заметила порез на лодыжке. Это был прямой порез, покрытый песком и водорослями. Она начала плакать, как только увидела кровь. Мама́н изучила рану и достала из сумки пластырь. В закрытом на молнию кармашке сумки у нее всегда были успокаивающие кремы и салфетки. Она села на лавку, устроила Мар-Мар у себя на коленях и сказала:

– Все будет хорошо, Мар-Мар. Не плачь. – Она смахнула песок с ранки чистым полотенчиком и приклеила пластырь. Но Мар-Мар продолжала плакать. – Знаешь, что Азра сделала, когда я поранилась на пляже?

– Что?

– Когда я была маленькой девочкой, у меня был порез на ноге, больше и глубже, чем у тебя, – сказала она. – Азра сломала пополам огурец и потерла половинкой мою рану.

– Огурцом? – сказала я.

– Помогло?

– Да, помогло. Он высосал соль из раны, и ее перестало жечь, – сказала она. – В Иране есть озеро под названием Урмия. Это соленое озеро, вы знали? В нем нельзя утонуть, потому что ты всегда будешь на поверхности соленой воды. Но немногие смеют зайти в него.

– Почему? – спросила Мар-Мар. Она забыла о слезах.

– Если крошечная капля соленой воды попадет в глаза, они будут страшно гореть. И обычно люди из-за этого не заходят в воду. Но у нас было тайное средство от этого.

– Какое средство? – спросила я.

Мама́н посмотрела на алое озеро и улыбнулась. Я впервые увидела слабую улыбку на ее губах с тех пор, как она родила.

– Огурец? – сказала я.

Она кивнула.

– Да, Можи. От горящих глаз у нас был огурец. Мы терли им глаза, едва на лицо попадали брызги. У Азры было тайное средство от всех болячек.