В ту же ночь мы во второй раз услышали сирену воздушной тревоги. Мы уже закончили ужинать в гостиной, когда программа после восьмичасовых новостей вдруг оборвалась и на экране показалась красная плашка. Мужской голос настойчиво предупредил о том, что через несколько минут начнется авианалет и что мы должны оставить рабочее место и проследовать в убежище. Саба и мама́н в мгновение ока выключили в доме свет. Мы все отошли подальше от окон и собрались под центральной лестницей в кромешной темноте.
Баба́ держал Мо на руках. Мо боялся темноты и начал плакать. Баба́ похлопал его по спине и попытался успокоить.
– Ты молодой мужчина, Мо. Скоро тебе придется защищать сестер, – сказал он.
Мама́н взяла Азру за руку и подвела к лестнице. Та не могла спешить.
– Йа Аллах, йа Аллах, – шептала Азра себе под нос. Она переступала с ноги на ногу, пытаясь успокоиться. Ака-джун принес с собой ручное радио. Он на малой громкости настроился на национальное радио, чтобы услышать сигнал белой сирены, обозначающий конец рейда.
Мы молча стояли, вслушиваясь в приглушенные звуки, доносящиеся с неба. Мы слышали, как приближаются «МиГи». Через пару минут на землю стали падать бомбы, одна за другой. Один взрыв был таким громким и близким, что нас встряхнуло под лестницей. Дом вздрогнул, и несколько окон разбило ударной волной.
– Йа Аллах, помоги нам! Йа Аллах, спаси нас! – прокричал в темноте ака-джун. Мы все без слов прижались друг к другу. Ака-джун схватил меня за руку, Мар-Мар вцепилась в блузку Сабы, а мама́н крепко взяла Азру одной рукой и ножку Мо другой. В то мгновение в голове пронеслись все воспоминания, которые были у меня связаны с этим квадратиком холла. Ночь, когда Реза смотрел на луну из окошка лестницы, день, когда баба́ кружил мама́н в воздухе, когда его отпустили, звонок, который сообщил Азре о ранении Резы, – все горькие и сладкие моменты, которым я была свидетельницей в этом уголке нашего дома. Мои глаза наполнились слезами. Нас сблизили бедствия, падающие с неба. Я не могла поверить, что это был конец – мой и моей семьи, что мы умрем в авианалете на Солнечную улицу. Я любила свою семью до мозга костей и не желала им ни единой царапины. Но в ту ночь нам повезло, и когда раздался звук белой сирены, он был музыкой для наших ушей.
Я проснулась рано, в кромешной темноте одеяльных занавесей. Мне не хватало вида на сад – ранним утром я обычно сидела у окна и слушала перешептывание ходящих по карнизу голубей и дальнее карканье ворон. Я отдергивала шторы, чтобы увидеть припорошивший вечнозеленые иголочки сосен снег. Выматывающая война между нами и иракцами глубже зашла в нашу жизнь, вторгшись в спальни и вытянув из нас радость.
Потом мы услышали о домах, превращенных в развалины, и о числе гражданских, погибших при налете. У нас в домах не было настоящих убежищ, и никто не знал, когда истребители снова полетят над Тегераном, где будут сыпаться бомбы. Наш дом легко мог оказаться следующим. Но на удивление мы с Мар-Мар не боялись налетов. Возможно, мы были слишком малы, чтобы осознать масштаб происходящего, или, возможно, мы выросли в состоянии постоянного кризиса, привыкнув к ежедневным опасностям. Для выживания мы обзавелись навыком игнорирования угрозы.
Рассветные празднования установления Исламской Республики продолжились в школах Тегерана, несмотря на иракские авианалеты. Спектакль «Беседа птиц» считался вершиной ученических трудов и был назначен на последний день десятидневной церемонии. Матерей пригласили посмотреть на спектакль в актовом зале. Мама́н не хотела приходить, потому что считала, что подобное бедствие для нашей страны мы должны оплакивать, а не праздновать, но, увидев, как я без устали трудилась над написанием сценария, она не стала сразу же отказываться.
– Почему они не пригласили твоего отца? – спросила она, получив пригласительное письмо из школы.
– Потому что девочки будут выступать в костюмах и без хиджабов.
Она удивленно кивнула и сказала:
– Возможно… тогда я приду.
Матери заходили в актовый зал по одной, и я встала на цыпочки, выглядывая мама́н в толпе. Я заняла соседнее место для нее, потому что не играла на сцене, а моя работа за кулисами была завершена. Она зашла, одетая в тунику слоновой кости и с наброшенной на волосы сапфировой шалью. Я была счастлива увидеть ее в зале.
По счастью, красная сирена воздушного налета не прервала спектакль, поэтому не пришлось посреди представления уходить из зала. Несколько раз я замечала, как мама́н поворачивается и всматривается в меня. Я тихим голосом повторяла все предложения, которые говорили птицы. Она смотрела на меня с восхищением и удивлением, будто видела собственную дочь в новом свете. Я не знала, может ли она поверить, что ее любопытная маленькая девочка превратилась в усердную девушку, которая трудилась изо всех сил, чтобы постичь мистические слова Аттара о путешествии птиц к горе Каф. Я не знала, может ли она представить, какие долины ее дочь прошла как путница на этом пути.