Представление закончилось на высокой ноте. Птицы прижались друг к другу, вместе сформировав на сцене великолепного Симурга. Они прочитали последние строфы «Беседы птиц», прославляя свое единство в становлении царем птиц. Матери невольно разразились аплодисментами, которые вскоре преобразились, под руководством школьного персонала, в литанию «Аллаху Акбар». Они, должно быть, были очень возбуждены и почти позабыли, что теперь, в Исламской Республике, аплодировать было должно таким образом. Никакого хлопанья в ладоши, никаких криков, только слава Аллаху.
Мама́н притянула меня к себе и расцеловала в щеки, едва опустился занавес. Она обняла меня и сказала:
– Азизам, афарин[31]
. Я так горжусь тобой, моя дорогая Можи.Хоть меня и терзала тревожность, ее восхищение и любовь сняли толстую кожуру беспокойства с моего сердца. Ее объятья всегда разрешали мои внутренние конфликты и напряжение. Я набралась смелости спросить, не хочет ли она повидаться с Ширин.
– Конечно, азизам, – сказала она. – Она тебе очень помогла.
Мы прошли несколько рядов, чтобы приблизиться к сцене, где Ширин беседовала с парой девочек. Мама́н встала в проходе возле первого ряда, ожидая, когда я приведу Ширин. Девочки визжали от радости, и сквозь их визг Ширин не могла услышать меня. Я зашла на сцену и пошла в ее сторону.
– Госпожа Ширин, – крикнула я, – моя мама́н хочет встретиться с тобой, если ты свободна.
Она обернулась и заметила меня. Я показала на прислонившуюся к сиденью в первом ряду мама́н.
– С удовольствием. Я подойду к ней, – сказала она.
Она обняла нескольких девочек на сцене, а затем сошла по ступенькам к мама́н. Она пожала ей руку, а после нескольких слов благодарности сказала:
– У вас талантливая и трудолюбивая дочь.
– Спасибо, госпожа Ширин. Я видела ее усердие в чтении и понимании текста. Ей это далось нелегко.
– Конечно. Нам очень нравится ее поведение в школе. Вы вырастили достойную дочь.
Я надеялась, что между слов похвалы Ширин упомянет что-нибудь о внеурочных делах. В школе собирались заклеить скотчем все окна, чтобы стекло не разбилось в случае авианалета. Я хотела остаться помочь, потому что только так могла надеяться остаться наедине с Ширин, но она ничего не сказала о том, чтобы я осталась.
Я влезла в их беседу:
– Ты будешь заклеивать окна этим вечером, госпожа Ширин?
– Да. – Ширин с удивлением взглянула на меня.
– Можно мне остаться? – Я посмотрела на мама́н. – Я могу помочь пару часов после обеда, а домой приехать на городском автобусе до темноты.
Мама́н не была в настроении отказывать, и я подозревала, что после такой похвалы никто из них не будет спорить с моей просьбой.
– Конечно. Но разве тут нужна помощь учениц?
– Мы всегда ценим, когда школьницы помогают, – сказала Ширин. – Но ты разве не хочешь поехать домой с матерью и провести остаток дня с семьей?
– Мне нравится помогать нашей школе, – сказала я.
Мама́н улыбнулась.
– Что ж, если тебе нравится помогать, конечно, ты можешь остаться. Но постарайся вернуться домой до сумерек.
На каждом новом рулоне скотча я отлепляла практически невидимый конец ленты ногтем большого пальца и передавала рулон Ширин или госпоже Мирзе, которые забрались на табуреты, поставленные у окон. Кроме меня осталось несколько других школьниц. Одна их них подавала ножницы учительницам, когда я подавала скотч. С верхнего правого угла к противоположному левому Ширин разворачивала скотч и приклеивала широкую полосу по диагонали каждого оконного стекла. Комнату наполняли постоянный треск скотча и редкие шлепки падающих на пол пустых рулонов. Никто ничего особо не говорил, разве что повторно радовался успеху спектакля. Я теряла надежду. Я не могла улучить минутку наедине с Ширин, а даже если бы и улучила, она была сосредоточена исключительно на заклеивании окон. Никогда прежде она не была так безразлична ко мне. Она даже не встречалась со мной взглядом, и это выбивало меня из колеи сильнее всего.
Когда мы закончили заклеивать окна в последнем классе, небо затянуло тучами и начало темнеть, а мне так и не удалось поговорить с Ширин. Я убивала время, пока не ушли все остальные школьницы. Мне повезло, что никто из них не жил рядом с моим домом, а то они бы предложили вместе поехать на автобусе. Я уже убрала ножницы в ящик со школьной канцелярией, когда Ширин спросила:
– Ты разве не хочешь пойти домой?
В прошлом году, если я болталась неподалеку, она бы подошла ко мне и спросила, не хочу ли я чем-то поделиться. Почему она больше не спрашивала? Неужели дома у нее я сделала что-то не то, отчего она больше не хотела со мной общаться? После той ноябрьской пятницы у нее дома я страстно хотела увидеться с ней наедине. Я много раз ходила к ней в кабинет, но она всегда была занята с другими школьницами либо отсутствовала.
– Мне надо поговорить с тобой, госпожа Ширин.
– Но твоя мать ждет тебя дома до темноты.
– Я знаю. Но мне очень важно поговорить с тобой. В смысле, я пыталась увидеться с тобой какое-то время. Ты была занята.
– Ладно. Давай позвоним твоей матери, и я предупрежу, что привезу тебя домой этим вечером.