Дом на солнечной улице

Поздним вечером мы все собрались в гостевой комнате. Решетчатая дверь в нее круглый год оставалась закрытой, поэтому для всех внуков ака-джуна она была загадкой. Мо и наши двоюродные сестры заходили в нее, только когда Азра отпирала ее на Новруз. Они подглядывали за гостями, которые приходили к ака-джуну, из четырех окон, выходящих на передний сад. История повторялась – мы с Мар-Мар в детстве тоже следили за тем, как гости проходят через сад и идут в ту комнату. Особо элегантной ее делали две картины из кусочков зеркала, которые висели на стенах друг напротив друга. Мне нравилось стоять перед зеркалами и пытаться пересчитать бесконечные разбитые отражения себя.

Мама́н поставила пластинку с песней «С днем рождения» на граммофоне, который Саба вынесла из своей комнаты после революции. Я не знала, как мама́н нашла эту пластинку. Граммофон работал лучше кассетного плеера «Филипс» в гостиной. Дети танцевали под радостный ритм песни. Настаран в тот день была одела в светло-голубую чадру и не держала ее края крепко под подбородком, а Реза, ко всеобщему удивлению, сбрил бороду. Ни Реза, ни Саба не возражали, что мама́н поставила дореволюционную музыку. Баба́ вынес торт на круглом серебряном поносе, держа его аккуратно и стараясь не уронить свечи. Дети завизжали, увидев наверху красное желе с вишнями и ярко и ровно горящие тринадцать свечек. Все присоединились к песне и захлопали, чтобы подбодрить меня затушить их. Вместе с детьми мы затушили их одним длинным выдохом.

Я не помню, что подарили мне на день рождения остальные, но я помню, как ака-джун зашел в гостевую комнату в своем фисташковом халате с подарком в руках. У него была привычка приносить золотой браслет или небольшую цепочку из ящика с драгоценностями, хранящегося в шкафу его спальни. Он никогда не заворачивал подарки и не прятал в подарочные коробки, но в ту ночь он пришел с терме, которую я тут же узнала, стоило увидеть ее у него под мышкой. Он сел рядом со мной на диван и положил ее на свои колени. Когда он развернул терме, появилась старая, толстая прямоугольная книга с коричневой кожаной обложкой. Хотя ее края были мягкими, переплет оставался крепким. На обложке не было названия, и привлекательный профиль Шахразады тоже пропал. Это была та же литографически отпечатанная книга, которую он читал мне, хоть и с новой обложкой. Страницы были желтыми и зачастую с загнутыми уголками, и пахли розовой водой, как книги, хранящиеся в старых мечетях.

– Помнишь дни, когда я читал ее тебе? – спросил он.

Как могла я не помнить? Как могла я не помнить те кровавые дни революции, когда он читал мне эту книгу? Завернутая в терме, там лежала каждая история, которую я помнила из «Тысяча и одной ночи». Он пролистнул страницы, и события моего непростого прошлого все всплыли в голове. Каждый фрагмент тех страшных дней был приклеен к страницам книги. Он нашел ту, которую искал, и передал книгу мне.

– Ты можешь разобрать такой почерк?

Читать старый текст в рукописном шрифте было трудно, но я не хотела отказывать ему. Дрожащим голосом я прочитала:

– «Во имя Аллаха, о батюшка, сколько будет продолжаться эта бойня женщин? Сказать ли мне, что я придумала, дабы спасти обе стороны от уничтожения?» «Говори же, о дочь моя», – сказал он, и Шахразада воскликнула: «Заклинаю тебя Аллахом, о батюшка, выдай меня за этого царя, и тогда я либо останусь жить, либо буду выкупом за дочерей мусульман и спасу их от царя».

– Теперь эта книга принадлежит тебе, Можи, – сказал ака-джун. Он похлопал меня по спине и поцеловал в лоб. – Расти большой, дочка, я всегда хотел передать эту книгу тебе.

Послесловие

Каждую ночь Шахразада придумывала новую вдохновляющую историю, чтобы продлить свою жизнь еще на день. Каждую ночь она плела увлекательную новую нить, только чтобы увидеть из своего окна новый рассвет. Ночь за ночью, месяц за месяцем, год за годом я с затаенным дыханием ждала, гадая, как закончится история одной женщины, пытающейся изменить свою судьбу. Какой ей нужно было стать заклинательницей снов или властительницей магии, чтобы пережить свою чудовищную ситуацию? Я гадала, удастся ли ей вытянуть нить своей жизни. Я гадала, сможет ли она выжить.